Кажется, этот текст начался с болтовни с gentleman-bastard в скайпе. Мы использовали те самые запрещенные слова "а вы знаете" и "а я тут подумала". А вы знаете, сказала я Лизе, а вот вдруг Стив, обретя вновь Баки, немного ебнется и ваще его на цепь посадит и в подвале будет держать, чтобы больше ничего с ним не случилось. Ага, сказала Лиза, назовем это "Стив любит Баки". О, говорю я, тогда надо делать трилогию: "Стив любит Баки", "Баки любит Стива", "Баки красивый". Потом был накатанный в гуглдоксе подробный плотбанни, потом оказалось, что спецквест идеально подходит, потом... Как в тумане. Помню, как выла andre; и забавная, орала и выла и не хотела писать, потому что беспросветнее текста не видела и не хотела видеть - а мне надо было его писать, потому что он меня жрал изнутри. Выла до последнего, написала за четыре дня почти 12к беспросветнейшего пиздеца, впала в депрессию, ввела в депрессию окружающих, в том числе даже прекрасную и неунывающую Halisa aka NaVi, которая сломалась на Джарвисе. В общем, для каждого нашла ключик к самому сокровенному, достала, так сказать, до мягенького пузика. Отдельное спасибо, конечно, подруге-психиатру прекрасной gentleman-bastard, которая написала мне прекраснейший охуительнейший самый пиздатый в мире обоснуй, почему именно Стив Роджерс сошел с ума, что с этим можно было сделать, почему могло получиться при извлечении сыворотки из организма и почему не вышло. Лучшая часть.
Люблю здесь Зимнего. Люблю Баки. Люблю Стива. Тони. Всех. Люблю. Правда Т_Т
Напоследок немного зрительской реакции:
[26.09.2014 16:54:17] zabavnaya: ЕБАНЫЙ ВЫ ПИЗДЕЦ
[26.09.2014 16:54:17] zabavnaya: ВЫ АД
[26.09.2014 16:54:25] zabavnaya: и это лучший текст который вы писали
[26.09.2014 16:54:47] zabavnaya: и я отказываюсь с вами разговаривать, вот прямо возьму и не буду разговаривать, я буду смотреть на эпилог и охуевать
[26.09.2014 16:55:49] zabavnaya: блядь
[26.09.2014 16:55:55] zabavnaya: все я не разговариваю с вами.
[26.09.2014 16:55:58] zabavnaya:
Спасибо, пожалуйста. Собственно, наслаждайтесь.
Название: С тобой до конца
Автор: Шкав
Бета: Halisa aka NaVi
Размер: миди, 11502 слова
Персонажи: Зимний Солдат, Джеймс «Баки» Барнс, Стив Роджерс, Энтони Старк, Брюс Беннер, Наташа Романова
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, дарк, не ХЭ
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: Это рассказ о том, что случится, если целеустремленный в своей борьбе со злом, хороший и упрямый Стивен Роджерс слегка двинется умом из-за чувства вины и страха потерять вновь обретенного Баки.
Краткое содержание:
– Джеймс, это не ты, это Стив...
– Нет, Тони, – яростно ответил Баки, поднимая голову. – Это не он. Это я. Ничего бы не было, если бы я умер. У меня было столько прекрасных возможностей. Я мог бесчисленное количество раз за эти семьдесят лет просто не увернуться от пули. Я мог прокусить себе язык на столе Арнима Золы. Разбиться при падении в ледяное ущелье. Я мог умереть на фронте, в бою. Когда-нибудь, когда я мог просто это сделать, в любой из всех дней своей никчемной, в общем-то, жизни, защищая которую погибли все мои – наши – друзья – хорошие, смелые люди, не заслужившие такой смерти и такой жизни. Из-за вины за мою жалкую игрушечную смерть погиб славный, добрый, светлый парень Стив Роджерс. Самый близкий мне человек на свете, понимаешь?
Примечание: события Альтрона просто упомянуты. Когда они происходили и участвовал ли в них Стив – не известно.
читать дальше
Стив любит Баки
Не бойся, ибо Я – с тобою; не смущайся, ибо Я – Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей
Исаия 41:10
Исаия 41:10
Уютная комната. Не такая, как в лабораториях ГИДРЫ. Приглушенный теплый свет, мягкая постель, светло-бежевые стены, на которых развешены фотографии – отсюда не разглядеть, кто на них запечатлен. Приятная музыка льется откуда-то сверху – спокойная мелодия, хрипловатый мужской голос напевает что-то смутно знакомое. Мягкий ковер на полу. Наверное, мягкий – подумал отстраненно Зимний Солдат и, скорее из чистого упорства, вновь выгнулся всем телом, силясь порвать наконец эти чертовы ремни, приковывающие его к кровати. В поврежденных ребрах резко кольнуло, от рывка мелодично звякнула цепь на тяжелом, закрывающем всю левую руку от пальцев до локтя наручнике – и Солдат, стиснув зубы, откинул голову обратно на подушку. На идеально гладком потолке змеилась одна единственная трещина – за эту неделю он изучил каждый ее изгиб и мог бы, наверное, нарисовать с закрытыми глазами. Если бы не был примотан ремнями к кровати и цепью – к титановому крюку в стене.
Хотя вряд ли он бы думал о рисовании, будь у него свободны хотя бы руки.
– Ебнутый придурок, – собственный хриплый голос неприятно резанул слух, и Солдат повторил медленнее, по слогам, будто бы назло самому себе: – Еб-ну-тый.
Он не повернул голову, когда входная дверь с тихим шорохом открылась. Эти шаги он тоже прекрасно изучил – осторожные, мягкие, почти бесшумные, иной бы и не услышал. Так двигался он сам, подходя к цели. Так двигался странный светловолосый и голубоглазый человек, бывший недавно его заданием. Человек, которого Солдат не смог убить. Человек, который нашел Солдата и привез сюда. Человек, который просит вспомнить, что они друзья, и держит его на цепи.
Стив.
– Баки?
Стив зовет его «Баки».
– Как ты? – Стив осторожно присел на край кровати, заглядывая Солдату в лицо. Снова этот испытующий взгляд. А это значит – снова разговоры о человеке, которого Солдат должен – кому должен? – вспомнить.
Что ж, можно и поговорить. Только, пожалуй, немного о другом.
– Привязан к кровати и посажен на цепь, – отозвался Солдат, переведя тяжелый взгляд на Стива. – А ведь я приходил к тебе за помощью.
– Я помогаю, – нахмурился Стив. – Если бы ты ушел в том состоянии, кто знает, что бы с тобой случилось.
– Осталось поинтересоваться, почему ты не дал мне уйти раньше.
– Я не хотел тебя снова потерять. Я же объяснял.
– О да, твоя аргументация была чрезвычайно убедительна. Особенно меня впечатлило то место, где моя голова встретилась с твоим коленом. Ты на публике так же выступал? Тогда понимаю, почему Капитан Америка настолько популярен. У людей просто не было выбора. – Солдат помолчал и едко припечатал: – Как и у меня.
– Баки, ты просто пока не понимаешь...
– Я, значит, не понимаю, – прервал его Солдат, зло усмехнувшись. – Интересно, а понял бы это твой Баки, которого ты так отчаянно во мне ищешь? Судя по твоим рассказам, он не был тем парнем, которому понравилось бы, что ты посадил его на цепь. И в этом мы с ним явно похожи.
– Нет. Баки бы понял, – с уверенностью ответил Стив, протягивая руку и касаясь прохладной ладонью лба Солдата. Помедлив, скользнул пальцами ниже, на шею, проверяя пульс. – Но я могу снять ремни – кажется, ты вполне оправился.
Его рука спустилась еще ниже и левее, мягко надавила под грудью – как будто не она неделю назад отправила в Солдата щит, сломавший ему четыре ребра. Солдат досадливо поморщился. Этот промах стоил ему с таким трудом обретенной свободы, которой он так и не успел толком насладиться – с момента крушения хеликарриера не прошло и двух месяцев. Пальцы Стива пробежались по ребрам, оглаживая срастающиеся стыки костей, заботливо и нежно касаясь обнаженной кожи. Это напоминало осмотр после миссий, который Солдат регулярно проходил в течение последних пятидесяти лет, только почему-то именно от рук Стива Солдату нестерпимо хотелось отстраниться.
– Значит, развяжешь? – он почти не сдержался, открыв рот, чтобы сказать «хватит», и был рад, что справился с собой. Стив медленно убрал руку и поднял голову, с сомнением вглядываясь в лицо Солдата.
– Да, – наконец ответил он. Его челюсти сжались на секунду, словно он боролся с собой. – Только, пожалуйста...
– Про цепь ты ничего не сказал, значит она останется, – перебил Солдат, усмехнувшись. – С ней я в любом случае сбежать не смогу.
– Но ты хочешь.
Солдат молча приподнял брови. Стив помедлил немного, но все же откинул одеяло и зашарил руками по телу, отсоединяя катетеры. Один за другим защелкали фиксаторы ремней: сначала на ногах, потом те, что стягивали пояс и грудь. С последним щелчком освободились предплечья и запястья. Солдат вскинул руки и с наслаждением потянулся, совершенно не смущаясь своей наготы. Мелодично зазвенела цепь, ударившись о край кровати. Стив, отступив на шаг, настороженно разглядывал Солдата.
– Хочешь есть? – наконец спросил он. Солдат искоса взглянул на него и одним плавным движением поднялся, садясь в кровати и спуская ноги на пол. Ковер и правда оказался мягким.
– Хочу.
– Что ты хочешь? – Стив расслабился и слегка улыбнулся. Улыбка у него была теплая, искренняя, немного детская, у глаз сразу собрались морщинки.
– Откуда я знаю, – пожал плечами Солдат. – Я семьдесят лет жрал одни протеиновые коктейли, а нормальную еду и распробовать-то не успел. Вообще странно, что ты спрашиваешь.
– Почему? – Стив, кажется, и правда не понимал. – Ты можешь попросить меня обо всем, чем только захочешь.
Этот странный парень серьезно ломал Солдату мозг. Раньше все было проще. Если плен – то бьют и не заботятся. Если ГИДРА – то заботятся и не бьют.
Хотя, пожалуй, бьют. Пирс бил.
Солдат помотал головой, пытаясь привести мысли в порядок.
– Принеси то, что сам сочтешь подходящим. Я не знаю.
– Хорошо, – Стив кивнул. Когда двери за ним закрылись, Солдат встал с кровати. Ступать по мягкому ковру было неожиданно приятно – странное, почти позабытое чувство. Солдат тряхнул головой и огляделся, привычно оценивая обстановку – с высоты его роста комната казалась немного меньше, стала заметна тщательность, с которой кто-то – видимо, Стив? – ее обставлял. Продуманный баланс между комфортом и безопасностью: уютно, но ничего лишнего, ничего опасного, чем можно было бы воспользоваться при нападении. Мягкое кресло у кровати и привинченный к полу стол, несколько книг на нем да фотографии на стене – вот и все, что здесь было. Солдат сощурился и с опасливым любопытством двинулся к стене с фотографиями. Цепь, тихо шурша, потянулась за ним по ковру как настороженная змея. Изображений было немного, некоторые из них при ближайшем рассмотрении оказались рисунками. Стив говорил, что на фотографиях он сам, до и после применения сыворотки, и Солдат – который не Солдат, а Баки, – а рисунки его, Стива, авторства, когда-то Капитан Америка всерьез собирался стать художником. Судя по наброскам, любимой моделью Стива был Баки. Солдат подошел к стене почти вплотную и хмыкнул, разглядывая снимок, на котором человек с его лицом счастливо улыбался в камеру, прижимая к себе живой левой рукой худощавого парнишку с глазами Стива. Позвольте вам представить моих друзей: Баки – это Солдат, Солдат – это Баки, неожиданно подумалось Солдату, и он насмешливо фыркнул.
Они бы не сошлись характерами.
Кажется, со Стивом они характерами тоже не сходились. Возможно – вполне возможно, – Солдат бы мог подружиться с тем тощим цыпленком, которым Стив был до сыворотки: ему подсознательно нравилась эта смесь беззащитности (он мог бы свернуть ему шею одним движением правой руки) и упрямого сияющего взгляда. Возможно, Солдат смог бы со временем назвать своим другом и другого Стива – уже здорового, двухметрового, улыбающегося ему с кадров военной хроники: все тот же взгляд, только теперь Стив ему соответствовал и внешне. Сила в силе. Баки тоже был на этих фотографиях – уже другой, уставший, с синяками под глазами и потухшим взглядом. Солдат читал – это было сразу после первого плена и за несколько месяцев до падения с поезда. Баки уже познал все прелести войны, но еще держался – его держал Стив, сияния которого, казалось, хватало на двоих. Сейчас – Солдат помрачнел, потирая подушечкой большого пальца край фотографии, где Стив в форме Капитана Америки с нежностью смотрел на склонившегося над картой Баки, – сейчас Солдат был определенно рад, что Баки нет. Где-то в глубине души он понимал, что после всего пережитого Баки лучше не возвращаться. Все произошедшее с Солдатом мало волновало самого Солдата – но Баки бы требовалась поддержка. Сияние – то сияние Стива со старых фотографий. Стив, которого узнал Солдат, сиял по-другому. Этот свет не грел – он обжигал, угрожал превратить в пепел, от него хотелось зажмуриться и бежать не разбирая дороги. Солдат опустил руку, поворачиваясь на звук открываемой двери и встречаясь взглядом со Стивом.
Солдат это выдержит – и пострашнее выдерживал, – но он знал точно, что Баки этот свет сожжет дотла.
– Я не особо умею готовить, – Стив поставил поднос с едой на стол и стянул с плеча мягкие спортивные штаны. – Надеюсь, тебе понравится. И я подумал, тебе будет комфортнее...
Он протянул их Солдату. Солдат с прохладным удивлением посмотрел на штаны, не делая ни малейшей попытки их взять.
– Положи на кровать, – наконец предложил он, пожав плечами. Стив медленно опустил руку, стиснув ткань в кулаке. По его лицу пробежала тень – будто облако по ясному небу в ветреный день. Солдат плавно переступил по мягкому ковру, и Стив отмер, симметрично делая небольшой шаг назад. Он извиняющеся улыбнулся и отступил еще немного, позволяя Солдату беспрепятственно подойти к столу. Приблизившись, Солдат замер, разглядывая лежащую рядом с тарелкой папку, и недоверчиво поднял голову на Стива.
– Это... мое дело? – помедлив, спросил он, касаясь жесткого картона самыми кончиками живых пальцев. Стив кивнул.
– Да… Да. Там явно не вся информация по, – Стив замялся, комкая штаны в руке, но продолжил твердо: – проекту «Зимний Солдат». Но основные моменты зафиксированы: операция про приживлению протеза, тренировки, методики воздействия на память и психику. Психологические. Медикаментозные.
Стив замолк и прерывисто выдохнул. На его скулах проступили желваки, губы сжались в тонкую злую линию. Он резковатым движением отбросил штаны на кровать и повернулся, встречаясь взглядом с Солдатом.
– И физические.
– Интересно было читать? – Солдат внимательно разглядывал ожесточившееся и виноватое лицо Стива, мягко поглаживая подушечками пальцев нити корешка.
– Не очень, – отрезал Стив.
– А список жертв есть? – пальцы с шорохом скользнули по картону и, ухватив помятый край, замерли в ожидании ответа.
– Есть.
Солдат тут же, словно оживившись, вздернул папку в воздух, ловко устраивая ее на ладони.
– Отлично. Хоть вспомню, кого убил.
Из раскрывшейся папки вылетел маленький черно-белый квадратик и опустился у самых ног Солдата. Взгляд Солдата метнулся от лица Стива к кусочку картона и снова обратно. Помедлив, Стив шагнул вперед, опускаясь на колено. Подставляя открытую шею и спину. Солдат замер, с отстраненным удивлением разглядывая коленопреклоненного Капитана Америку.
– Не буду мешать, – поднявшись, Стив походя положил фотографию Джеймса Барнса прямо поверх снимка с Солдатом в криокамере и вышел из комнаты.
Когда дверь за ним закрылась, Солдат откинул папку на столешницу и, подцепив пластиковой вилкой кусочек жареного мяса с тарелки, отправил в рот.
Оказалось неожиданно вкусно.
Наверное, Солдат мог бы назвать свое нынешнее существование более чем сносным. Жаловаться было действительно не на что: Стив был тактичен, вежлив, внимателен, еда была отличной, книги и журналы – интересными, разговоры – не слишком надоедливыми. В ГИДРЕ, конечно, никто не был с ним столь обходителен, никто не интересовался, чего он хочет на обед, не спрашивал о комфорте. Там его довольно часто наказывали – за промахи, за вопросы, – наказывали жестоко. Читая об этом в своем деле, Солдат не всегда мог сам вспомнить, как именно, хотя там это описывалось подробно, описывалась реакция, которую сложно было бы не запомнить, боль, которую невозможно было забыть. Но память молчала, только тело бессознательно реагировало на список сухих медицинских терминов: зудом в висках, дрожью в мышцах, сведенной челюстью. Над ним экспериментировали, проводя операции без наркоза и испытывая различные препараты: от седативных до стимулирующих – половина из них Солдату была незнакома даже по названию, о применении большинства из них он не помнил, хотя, судя по делу, был в сознании. Его тренировали – например, выпуская безоружным против двух дюжин хорошо обученных человек, а потом, без передышки, добавляли еще десяток – после одной такой тренировки, как было написано в деле, он два дня не мог даже встать на ноги. За подобное его тоже наказывали. А потом тонко стирали память, сохраняя навыки, опыт и доверие, но стараясь удалить ненужные воспоминания, и фиксировали результат криокамерой. Криокамеру его тело тоже помнило – поэтому сейчас в комнате было очень тепло, даже почти жарко. Здесь вообще было комфортно, несравнимо комфортнее, теперь Солдат мог это оценить.
Но, откровенно говоря, он все равно не чувствовал особой разницы в самом главном.
В ГИДРЕ Солдату было наплевать на все те «маленькие неудобства» – вследствие психологических, или медикаментозных воздействий, или по какой другой причине – но они его не волновали. Там у него просто не было возможности об этом думать. Здесь же никто не ограничивал свободу его мыслей – но все так же, как оказалось, ограничивал свободу в целом. И комфорт окружающей обстановки это только подчеркивал. Солдату было бы проще, если бы к нему относились плохо.
Но к нему относились хорошо. Даже слишком.
– Прошла неделя, – тон голоса Солдата был спокойным, немного скучающим. Солдат поднял взгляд на Стива, отрываясь от книги, которую читал лежа на кровати. – Я выучил всю историю Америки начиная с 1942 года, знаю, как сделать из нормального человека меня, и уверен, что даже если вспомню, что я и есть Джеймс Бьюкенен Барнс, то не узнаю о своей жизни ничего нового. Я был хорошим мальчиком, можно мне пойти погулять?
Солдат сам не знал, откуда эта фраза взялась у него в голове, но, судя по лицу Стива, она попала в точку. Стив замер в проеме, дверь с тихим шорохом закрылась за его спиной.
– Ты хочешь сказать…
Солдат отложил книгу в сторону и неприязненно взглянул на Стива.
– Я хочу сказать, что полон этого… всего под завязку. И я адекватен. Но, видимо, я не собираюсь ничего вспоминать. И никого. И я правильно понимаю, что это – единственный повод продолжать держать меня здесь?
По лицу Стива снова проскользнула тень – и страх. Не тот спонтанный, резкий, который проходит лишь стоит потерять его из виду – а тот глубинный, жуткий и мощный, как надвигающийся апокалипсис, сковывающий разум и тело, лишающий воли и оставляющий только одно желание: сделать все что угодно, только бы не испытать его снова.
Увидев его отблеск в глубине потемневших прозрачных глаз, Солдат впервые подумал о том, что, возможно, Капитан Америка сошел с ума.
Не то чтобы Солдата это сильно беспокоило, но.
– Я беспокоюсь за тебя, – помедлив, осторожно ответил Стив.
– Себя, – эхом отозвался Солдат, одним гибким движением поднимаясь и перекидывая цепь через изножье кровати. Стив шагнул вперед – и одновременно чуть в сторону. Его взгляд упал на протянувшуюся по полу цепь, задержался на переступивших по ковру босых ногах Солдата и скользнул вверх, на лицо.
– Что? – наконец спросил он.
– Ты беспокоишься за себя, – Солдат хмыкнул, разворачиваясь к Стиву. – Я могу о себе позаботиться. Ты боишься, что я уйду и не вернусь.
– Я боюсь, что ты не вернешься, потому что меня не вспомнил. И если тогда с тобой что-то случится, то я себе этого не прощу, – Стив прерывисто вздохнул, видно было, что этот разговор ему сильно не по душе. Ты хочешь сказать, что твой Баки отреагировал бы иначе на все это, подумал Солдат, но вслух сказал другое:
– То есть в приоритете твое душевное спокойствие, а не мои желания, правильно? – Солдат повел плечами, разминаясь, и сделал еще несколько шагов вправо, отходя от кровати. Стив зеркально сдвинулся влево, настороженный и нервный. – Не мое желание быть свободным в своем выборе? С Капитаном ли Америкой я говорю?
Солдат издал короткий смешок и склонил голову набок.
– Может, я не узнаю тебя, потому что ты сейчас совсем не похож на Капитана Америку, а? – Солдат не шевелился, но Стив вздрогнул, как будто Солдат его ударил. – Как, говоришь, тебя зовут? Стивен Роджерс? Надо же, какое потрясающее совпадение. И так похож....
– Баки…
– На Александра Пирса.
Стив застыл там, где стоял, его лицо побелело, а челюсти судорожно сжались. Не дождавшись ответа, Солдат продолжил:
– Знаешь, то же лицо, те же методы. Спасибо, что не бьешь и не стираешь память. Я оценил.
– Не смей. Меня. Сравнивать. С ним, – почти не разжимая губ процедил Стив, делая шаг вперед. Его руки со стиснутыми кулаками подрагивали, словно он усилием воли старался удержать их опущенными. Солдат усмехнулся, отступая назад. В яблочко. – Я беспокоюсь о тебе. О твоей безопасности. О твоем комфорте. Не смей. Баки бы никогда…
– Баки бы никогда? – делано удивился Солдат, отступая еще на шаг от явно разъяренного Стива – они кружили по комнате как два хищника, отстаивающих свою территорию. – Он бы терпел то, что ты держишь его на цепи? По твоим рассказам он казался не таким унылым парнем. Что ж, хреновый, хреновый Баки. Я бы не хотел таким быть.
– Не смей так о Баки, – тихо проговорил Стив, резко перешагивая натянувшуюся у пола цепь. – Не смей так обо мне. Если бы ты вспомнил, ты бы так не говорил.
– Не говорил бы так, значит, – кивнул Солдат. – Сидел бы на цепи и помалкивал. Отличный друг. Ты не думал, что если у тебя такие представление о дружбе, то проще было завести собаку?
– О друзьях беспокоятся, – отчеканил Стив, стискивая кулаки так, словно пытался удержать в них свою ярость. – Всегда. Даже когда они не понимают сами, что делают. Иногда для этого приходится поступать… так.
Он кивнул на цепь.
– Ты должен понимать, что все это только ради твоей безопасности. Пока ты еще не совсем пришел в себя, ты можешь сам себе навредить. И я не смогу помочь.
– ГИДРА, – мелодично, заученно пропел Солдат. – Это благо для человечества.
– Баки...
– Люди не понимают, что им нужно. Люди стоят на краю пропасти, имя которой хаос.
– Баки, хватит, – прошептал Стив, белея лицом еще больше.
– Людям нельзя доверять свободу. Люди должны захотеть отдать ее добровольно во имя собственной безопасности. ГИДРА, – Солдат поднял голову, едва заметно улыбаясь. – Поможет.
Он успел вскинуть руку в защитном жесте – но, по привычке, левую. Гулко звякнула натянувшаяся цепь, от сильного удара мотнулась голова. Стив ошарашено замер, тяжело дыша и медленно опуская кулак. Солдат развернул голову обратно и задумчиво коснулся кончиком языка разбитой губы.
– Без боли нет порядка, – равнодушно отметил он, не делая ни малейшей попытки ответить на удар. Стало спокойнее, понятнее. Правильнее. С цепью куда логичнее смотрелись удары по лицу, чем разговоры о дружбе.
– О боже, Баки, – Стив сглотнул, в его глазах отразился ужас. – Баки, я не хотел.
Стив протянул подрагивающую руку к лицу Солдата, и тот настороженно замер, вновь ни черта не понимая.
– Баки, прости меня, – пальцы Стива нежно, почти неощутимо дотронулись до кровящей ссадины. – Прости меня, прости, я правда не хотел, боже.
– Ты, – начал было Солдат, нахмурившись, но Стив вдруг опустил руку – и дернул Солдата на себя, крепко обнимая и пальцами путаясь в его волосах.
– Прости меня, пожалуйста, Баки, господи, как я посмел тебя ударить, прости меня, – его горячий нервный шепот дрожью оседал на виске. Стив и сам дрожал – непривычно, пугающе, жаром тяжело больного человека. – Я так тебя люблю, я не могу тебя отпустить, я не должен был, боже, не должен был…
Он прижимал к себе окаменевшего от неожиданности Солдата, бессвязно шепча слова извинения и шаря взмокшими ладонями по голой спине. Это было… неловко. Солдат повел плечами и попытался отстраниться – но Стив только сжал его сильнее, уткнувшись лбом в стык протеза у ключицы. Неудобная поза – Стив был выше Солдата на полголовы, – но сам Стив, казалось, этого вовсе не замечал.
– Стив, – осторожно попробовал Солдат и, не сдержавшись, поморщился. – Стив, отпусти меня.
Он неловко поднял правую руку – левую все еще оттягивала цепь – и дотронулся ладонью до спины Стива. Тот вздрогнул, словно приходя в себя, и немного отстранился. Его взгляд был тяжелым, отчаянным, виноватым. Неприятным.
– Прости меня, – снова повторил он хрипло. – Я больше никогда, слышишь. Никогда.
– Просто перестань извиняться. Пожалуйста, – негромко ответил Солдат и отодвинулся, побуждая Стива отпустить его. Влажные ладони соскользнули с плеч – и Стив вновь застыл, вглядываясь Солдату в лицо.
– Ладно, я… Я пойду, принесу что-нибудь, – он отступил на шаг, другой, неловкий весь, жалкий. – Я…
Солдат молчал, и Стив, отведя взгляд, направился к выходу. Когда дверь за ним закрылась, Солдат пошевелился. Внезапно накатила дикая усталость и тянущая боль в висках. Солдат медленно добрел до кровати, рухнул в нее тяжелым кулем и сразу же провалился в болезненный, мутный сон.
Проснувшемуся через несколько часов Баки очень хотелось, чтобы все произошедшее от сорок второго года и до сегодняшнего дня тоже оказалось сном.
Господи, да он отдал бы еще лет десять в ГИДРЕ за одну единственную неделю – и еще, пожалуй, столько же, чтобы можно было просто так же сидеть на кровати, смотреть в пол и не смотреть на вошедшего в комнату Стива. Не говорить с ним. Не убеждаться в том, что.
– Баки? – тихий шорох двери, тихий шорох шагов, тихий шорох голоса. Такого знакомого, родного голоса. Баки с силой потер глаза свободной рукой и выдохнул, отчаянно не желая поднимать голову.
– Стив, – ответить получилось не сразу, имя колюче, незнакомо застряло в горле. – Стив.
Он медленно поднял голову, почти не меняя позы – сгорбленные плечи, казалось, поднялись выше, а торс опустился ниже, так, что скованная рука почти уткнулась костяшками в ковер. Пальцы свободной руки скользнули в волосы – Баки с силой вцепился в пряди, словно удерживая себя от того, чтобы отвернуться.
– Баки, это ты? – неловко было замерший Стив оживился и шагнул вперед, почти сияющий от счастья и облегчения. Лицо Баки исказила болезненная гримаса, он едва заметно отшатнулся.
– Я, – негромко ответил он наконец. – А ты, Стив. Не хочешь снять с меня эту штуковину?
Он повел левым плечом, отчего цепь мелодично зазвенела. Улыбка Стива погасла, он замер в нескольких шагах от кровати – будто натолкнулся на невидимую стену. Не дождавшись ответа, Баки поднялся, мрачным испытующим взглядом впившись Стиву в лицо.
– Так что, Стив?
– Ты точно... Это точно ты? – Стив казался сбитым с толку реакцией Баки. – Ты все вспомнил?
– Ты обрадуешься, если я скажу «да»? – медленно произнес Баки, с растущим отчаянием разглядывая Стива.
– Конечно, Бак, ведь именно ради этого…
– ...я посадил тебя на цепь? Так? – не выдержал Баки. Его голос ощутимо подрагивал. – Я не давал тебе уйти, я ударил тебя, потому что ты сравнил мои действия с действиями ГИДРЫ? Ты это хотел сказать, Стив?
Стив ошарашенно смотрел на него. Он правда не понимал. Стивен Роджерс не понимал, что такого в том, что он насильно ограничил чью-то свободу. Господи.
– Баки, как ты можешь так говорить, если ты все вспомнил? Да, я был не прав, что ударил тебя, и я себе этого никогда не прощу. Но остальное… Я только беспокоился о тебе. Я потерял тебя однажды. Я не допущу, чтобы это повторилось. Я хочу помочь, я пытаюсь исправить...
– Черт, Стив, – Баки зажмурился на секунду, вскинул было руки к лицу, но не смог согнуть левую и сорвался: – Стив, черт возьми, это ебаная хуйня, прости, я только прихожу в себя, понимаю, что произошло со мной, вся эта хрень – семьдесят лет, я наемный убийца, да даже не наемный, а подневольный, ГИДРА промывала мне мозги – о, спасибо, я теперь в подробностях знаю, как именно, – у меня ебаный протез вместо живой нормальной руки, и не то чтобы я не знал этого раньше – но раньше меня это не волновало, и знаешь что? Я бы, блядь, хотел оставаться дальше тем Солдатом, которым я был вчера. Потому что он – я прежний – был мудрее, я думал, что мне не место здесь, что я не справлюсь, вспомнив – и я был, блядь, прав! Я не справляюсь, я ни хрена сейчас не справляюсь, и ты не помогаешь – ты думаешь, что ты помогаешь, но ты ни хрена не помогаешь! Вся эта хуйня произошла, и он – я, я, блядь – пришел к тебе за помощью, и что? Что, блядь? Я тебя спрашиваю, мой друг Стив! После всего, что со мной произошло, я сходу получил цепь, по ебалу и сбрендившего лучшего друга – просто вишенка на сливочном торте моей ебаной жизни. Знаешь что, Стив?
Баки в два шага оказался перед Стивом, весь белый, кипящий от ярости и обиды, ухватывая его за ворот футболки и дергая на себя.
– Я бы предпочел остаться в ГИДРЕ и ничего не вспоминать, – выплюнул он, понизив голос. – Я не знаю тебя, Стивен Грант Роджерс. И не знаю, смогу ли когда-нибудь вспомнить. Сними эту хуйню с моей руки, и я уйду.
– Я, – медлено начал Стив, осторожно отступая назад. – Я не уверен, что могу это сделать.
– О господи, – Баки нервно расхохотался и потряс головой. – Стивен Роджерс не уверен, что может снять цепь со своего лучшего друга. Звучит как анекдот. Очень несмешной анекдот.
– Баки.
– Имя для собаки. Отличное имя для собаки, Стив, – Баки никак не мог перестать смеяться. – Боже.
Стив отступил еще на шаг, качая головой. Его губы сжались в тонкую упрямую линию.
– Я не уверен, что ты все вспомнил. Нет, я не могу тебя отпустить. Это слишком небезопасно для тебя.
– Небезо… Мать твою, Стив, – отчеканил Баки, резко перестав смеяться. – Отпусти меня. Отпусти меня сейчас же. Ты сошел с ума.
– Ты должен успокоиться.
– Я не могу успокоиться, Стив, – Баки в два широких шага оказался рядом со Стивом, снова ухватывая его за футболку, цепко, отчаянно. – Стив. Стив. Послушай меня. Стив. Ты никогда меня не слушал, но я прошу тебя, сейчас это очень важно. Отпусти. Меня.
Стив перехватил его руку за запястье и покачал головой. Его глаза словно затянула прозрачная, но ощутимо непроницаемая пелена.
– Нет, это ты отпусти меня. Поговорим, когда ты успокоишься.
– Я спокоен, Стиви, черт возьми, для человека в моем положении я пиздец как спокоен. Отпусти меня, или нам придется драться, – плечи Баки напряглись, как у зверя, готового к прыжку. Стив едва заметно перенес вес тела на правую ногу, подбираясь.
– Я не хочу с тобой драться, – отметил Стив. – Но это не значит, что я не буду.
– Конечно, Стиви. Конечно, ты будешь, – кивнул Баки и резко оттолкнул Стива, выбрасывая вперед левую руку с зажатой в самых кончиках пальцев цепью. Звенья просвистели у виска Стива, Стив перехватил цепь и дернул на себя – не заметив, что она и так натянута почти до предела. Баки позволил инерции увлечь свое тело вперед и, практически налетев на Стива, резко двинул плечом. Цепь могла бы выдержать одного из них – но не двоих. Массивный крюк с хрустом вывернулся из стены и, увлекаемый мощным рывком, полетел в них. От неожиданности Стив едва успел пригнуться, и Баки, скользнув в сторону, перехватил цепь в воздухе. Не поднимаясь, Стив сделал подсечку, и Баки отпрыгнул, раскручивая крюк перед собой и не давая приблизиться. Стив отскочил вбок, и Баки резко отвел левую руку, позволяя звеньям проскользнуть по ладони правой, перехватил поудобнее. Тело действовало механически и безжалостно, мозг автоматически оценивал противника: вес – около ста килограмм, рост – порядка метра девяносто, оружия – нет, слабые стороны – нет, реакция – повышенная, сила удара – повышенная, задача – не убить, но отключить. Наиболее вероятный и безопасный способ – удушение.
– Баки, я не хочу с тобой драться, – повторил Стив, пригибаясь и напряженно следя за покачивающимся крюком, с которого осыпалась штукатурка.
– Та же хуйня, – негромко процедил Баки, бесшумно переступая по испачканному ковру. – Ты можешь дать мне уйти.
– Не могу, Бак, пожалуйста… – Стив не договорил, пропустив момент, когда крюк с силой ударил его в грудь, откидывая к стене. Баки шагнул вперед, выбрасывая руку еще раз – Стив едва успел уклониться от второго удара и, перекатившись по полу, одним слитным движением поднялся. Он с хрипом вздохнул, вытер с губ выступившую кровь и бросился вперед. Четыре ребра, одно, вероятно, задело легкое, отстраненно отметил Баки и, быстро отступая назад под градом ударов, попытался согнуть левую руку в наручнике – без нее у него почти не было шансов против Стива. Вместе с металлом наручника хрустнула его челюсть, когда в нее впечатался кулак Стива. Сглотнув кровь, Баки вскинул левую руку, одним движением перебрасывая цепь через запястье Стива, и дернул концы на себя, одновременно выпрямляя ногу прямо ему в живот. Освобожденная в районе локтя рука загудела, рекалибруясь и послушно перенаправляя усилие на нужные места. Наручник окончательно треснул на локте, затем выгнулся и лопнул на запястье. Баки повел плечом, отступая, и бросился вперед. Стив поймал металлический кулак в ладонь почти у самого лица и, перехватив второй рукой за предплечье, резко дернул на себя, метя локтем в висок. Баки принял удар, позволяя телу обмякнуть. Стив наклонился, обеспокоенный – и Баки резко вывернулся из рук, накидывая цепь ему на горло и падая вместе с ним спиной на пол. Живая рука стянула звенья у загривка, металлическая не давала вывернуться. Баки закрыл глаза, стараясь удержаться на полу и не обращать внимания на хриплое затихающее дыхание. Одна минута, две, три, четыре, десять секунд, пятнадцать, шестнадцать. Хватит.
Баки расслабил цепь и аккуратно столкнул затихшего Стива на пол. На автомате проверил пульс – едва прощупывался, но это же Стив. Что с ним будет. Этот засранец всегда выкручивался. Рука Баки – живая, дрожащая, с содранными костяшками – скользнула к волосам Стива и почти невесомо коснулась встрепанных, взмокших прядей. Лицо Стива было расслабленным – он будто бы спал, спокойно, умиротворенно, такой же, как и раньше. Разбуди – сощурится сонно, улыбнется, скажет: «Привет, Баки, рад тебя видеть» или что-нибудь в этом духе.
Баки зажмурился, кусая губы, мысленно убеждая себя, уговаривая – нет, Бак, нельзя, нельзя его будить, никак нельзя. И задерживаться нельзя – минут пятнадцать чтобы уйти, может, десять – кто его знает, Стива Роджерса.
Кто его теперь знает.
– Я что-нибудь придумаю, Стиви, – зашептал Баки, воровато приглаживая светлые волосы. – Я придумаю, обязательно, у тебя все будет в порядке, у тебя все должно быть в порядке. Твою мать, Стиви...
Баки стало трудно дышать, и он, со странным звуком втянув в легкие воздух, вдруг понял, что плачет. Он механически провел ладонью по своей щеке, чувствуя только прохладу металла – но не собственное лицо. Стив с тихим клекотом в горле пошевелился, и Баки отдернул руку от его головы. Надо было уходить – и успеть сделать еще кое-что очень важное.
– Прости меня, Стив, – прошептал он, поднимаясь. – Я хреновый друг, я не могу тебе помочь. Но у тебя есть те, кто смогут.
Утром следующего дня непривычно встрепанная Наталья Романова принесла Тони Старку самую обычную флешку на 128 гигабайт. Флешка была подброшена на подоконник ее защищенной корпоративной квартиры, и Романова не смогла открыть ее, как ни пыталась. К флешке не прилагалось никаких объяснений, кроме, собственно, русскоязычной рекомендации обратиться к Тони, выведенной аккуратным почерком на вырванном из блокнота листке. Сканирование флешки показало наличие нескольких видеофайлов – почти все они были записями с камер видеонаблюдения. Только один файл был меньше остальных и подписан цифрой «1».
Переглянувшись с Наташей, Тони приказал Джарвису открыть этот файл. На экране появился симпатичный, аккуратно подстриженный молодой человек с холодным уставшим взглядом, судя по ракурсу, державший телефон с камерой прямо перед собой.
– Здравствуйте, – начал он приятным, чуть хрипловатым голосом, и в кадре мелькнуло металлическое плечо с ярко-красной звездой. – Меня зовут Джеймс Бьюкенен Барнс, и вам я больше известен как Зимний Солдат.
Баки любит Стива
Ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные; она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем.
Песнь Песней 8:6-7
Песнь Песней 8:6-7
– Джеймс.
– Энтони, – рукопожатие Старка было коротким, но твердым. – Тони. Могу заверить, что был бы определенно рад знакомству при иных обстоятельствах.
Баки невесело усмехнулся и сел в ближайшее кресло, аккуратно поставив рядом с ногами сумку – все еще настороженный, напряженный. На территории Башни он чувствовал себя неуместно.
– Мы с трудом тебя нашли, – Тони сел напротив, покрутил в пальцах бутылку Гленморанжи, но не стал наполнять стоявший на столе стакан. Баки пожал плечами.
– Если бы это не было связано со Стивом, вы бы и не нашли.
Слова прозвучали без доли превосходства в голосе – как сухая констатация факта. Баки уже не был Зимним Солдатом и одновременно не переставал им быть, поэтому был максимально скрытен. Слишком многие хотели его – или его смерти.
Иногда сложно было различить.
– Я так понимаю, большая часть информации тебе известна? – Тони поставил подбородок на сплетенные пальцы. Взгляд темных проницательных глаз был цепким и уставшим, как у человека, на которого внезапно свалилось слишком много проблем разом. Баки его очень хорошо понимал.
– Да, – просто ответил он. – Большая.
– Хорошо. Тогда начну сначала, – Тони откинулся на спинку кресла и с силой надавил пальцами на веки. – Селфи Зимнего Солдата – которого, как мы думали, Стив все еще безуспешно ищет – вкупе с записями видеокамеры нас впечатлили, но не слишком. Поэтому мы решили выполнить программу минимум. Пункт первый: не сообщать никому, включая самого Стива, о наличии этой информации. Пункт второй: наблюдать. Что тебе известно про Щ.И.Т.?
– Николас Фьюри жив. Новой неформальной главой нового неформального Щ.И.Т.а назначен Филипп Коулсон. Идет процесс переформирования.
– Мстители?
– На данный момент Мстители официально рапущены. Негласным координатором их действий являешься ты. Базой – это здание.
– Вау, – с уважением отметил Тони. – Ожидал, но все равно впечатлен. Хорошо. По негласному заданию негласного Щ.И.Т.а после краха проекта «Озарение» Мстители занимались поисками и уничтожением уютных норок ГИДРЫ, которых оказалось несметное множество. Этим занимался и Стив, но с гораздо меньшим энтузиазмом, чем твоими поисками. До тех пор, пока – как мы поняли по дате первой записи, – собственно, не нашел тебя. С этого момента он стал гораздо активнее – и скрытнее. Мы так и не смогли отследить его местоположение, в своей старой квартире он не появлялся. На вопросы по этому поводу он не отвечал, и, в общем-то, надавить нам на него было нечем. Он не обязан был раскрывать свое место жительства – просто это было странно для Стива. Видеозаписи многое нам объяснили. Воды?
– Не откажусь, – Баки левой рукой поймал брошенную бутылку Перрье и усмехнулся на проскользнувший в глазах Тони интерес. – Можешь потом посмотреть. Только не сломай.
– Как сломаю, так и починю, – вернул усмешку Тони и тут же снова посерьезнел. – Поведение Кэпа нас удивило. Мы искали его – но он как в воду канул. Появился спустя примерно неделю в довольно мрачном для него расположении духа и недружелюбно отреагировал на проявления радости от встречи в виде крепкого мужского объятия. Мы с ним, конечно, не самые контактные друзья – но, пожалуй, для него это было излишне недружелюбно. Если, конечно, не знать о сломанных ребрах. Это окончательно убедило нас в необходимости наблюдения. Долго ждать окончательного подтверждения твоих слов, к сожалению, не пришлось.
Тони замолчал и, взяв со стола бутылку, принялся сосредоточенно откручивать крышку. Он наполнил стакан, но так и не отпил, лишь повертел в пальцах, разглядывая золотистую жидкость на дне. Когда он поднял голову, выражение его лица было нечитаемым.
– Не уверен, что это подходящее слово – но удачно, – он показал пальцами кавычки, – совпало, что следующим заданием была та хорошо тебе знакомая лаборатория на углу Седьмой Восточной и Эвклид Авеню.
Баки кивнул. Неудивительно, что они сразу ее не нашли. Работающий банк в центре Бруклина полностью соответствовал известному принципу «хочешь что-то хорошо спрятать – спрячь на самом видном месте». Хотя иррационально Баки все равно казалось, что его ор при обнулениях должен быть слышен на улице даже с минус четвертого этажа. Не то чтобы он помнил их все – оно и к лучшему.
Негромкий стук стекла о столешницу привел Баки в себя. Тони коротко взглянул на его лицо и снова взял стакан в руки, сжав ладонями.
– Я курировал эту миссию, они с Наташей были у меня на связи – там не требовалось большого количества людей. Ну и, как сказать… В общем, никто не знал, что это была та самая лаборатория. Никто же не вешал на дверь табличку – привет, Кэп, здесь стирали память Джеймсу Барнсу. Там оставалась документация по тебе, информацию с мониторов еще не потерли, кресло это стояло – кстати, его я забрал, не пугайся, если увидишь. Начинка у этой адовой хреновины отличная – его можно перенастроить и использовать для безболезненного получения результата прямо обратного твоему. Я подумал, что это было бы неплохо. Прости, если…
Тони вскинул руки в извиняющемся жесте, но Баки только покачал головой.
– Нет, все в порядке. Хорошо, если так. Я рад.
– Хорошо. Так, ладно. О чем я, – Тони вдруг помрачнел и ненадолго замолк, явно собираясь с духом. – В общем, всю эту хрень, оставленную там, Кэп увидел первым. А Наташа как раз скрутила парнишку – какого-то из любопытных младших служащих, сейчас не вспомню имени, непонятно каким чудом вообще попавшего на этот этаж. Она успела это выяснить – а вот Кэп ничего и слушать не стал. Джарвис, запись миссии капитана Роджерса и агента Романовой от 26 апреля, после временной потери связи.
– Есть, сэр, – послышался вежливый голос откуда-то сверху. Раздался треск и шуршание, какие-то отдаленные голоса, шум. В какой-то момент помехи затихли, голоса усилились – и зазвучал зычный, кипящий от ярости голос Стива.
– ...знаешь и скажешь, или…
– Я не знаю, сэр, я правда не знаю, я случайно здесь вообще оказался, пожалуйста, – в прерывающемся всхлипами голосе его невидимого собеседника сквозила такая неприкрытая паника, что по спине Баки волной прокатила дрожь. Тони сидел запрокинув голову и прикрыв глаза – словно в замену того, что не мог заткнуть уши. Раздался непривычно напуганный женский голос – очевидно, Наташи.
– Стив, прекрати, что ты делаешь! Он же ничего не, – послышался звук мощного удара по чему-то мягкому, Наташа вскрикнула – а мальчишеский голос напротив замолк. Повисла тяжелая, шуршащая тихими помехами тишина.
– Знает, – раздался вновь спокойный голос Стива. – Тони, здесь чисто, один убит. Я забираю документы по проекту Зимний Солдат, все остальное – на твое усмотрение. Отчет по миссии...
– Джарвис, выключи, – Тони резко поднялся, отставляя стакан с так и не тронутым виски. – И где эти механические каракатицы, которые путаются под ногами только когда все чисто? Пусть уберут с пола стекло. Джеймс, пойдем, покажу тебе твою комнату.
Баки стряхнул с ладони осколки и безмолвно поднялся следом за Тони, подхватывая сумку. Они вышли в коридор, спустились на лифте и оказались в просторном светлом холле с большими панорамными окнами.
– В общем, не буду вдаваться в подробности, – Баки, все еще настороженно поглядывая по сторонам, следовал чуть позади ожесточенно жестикулирующего Тони. – Еще одна подобная миссия, весьма интересная реакция на дополнительные материалы по твоему проекту и несколько тестов, которые я как негласный начальник имел право провести, полностью убедили нас в том, что в твоих словах есть печальная правда о сорванной крыше Капитана Америки.
– Тебе смешно?
– Нет, я иронизирую по привычке. Это пиздец.
– Извини, – просто ответил Баки, и Тони вдруг резко остановился, разворачиваясь к нему лицом. Его ладонь легла на живое плечо Баки естественным, бесстрашным жестом, во взгляде скользила плохо скрываемая вина.
– Нет, это ты извини. Извини нас, Джеймс.
Проницательный Старк. Баки невесело усмехнулся и покачал головой.
– Ничего. Я надеялся – но не особо верил, что действительно получится. Это же Стив. У него все всегда должно быть масштабно. Никаких полумер, никаких тормозов.
– Не надо придумывать нам оправдания, мы с этим гребаным Щ.И.Т.ом и сами в этом специалисты, – Тони недовольно наморщил нос и, повернувшись, зашагал дальше. – В общем, я подключил Брюса Беннера, нашего гениального Зеленого человечка. Помимо теплых чувств к Роджерсу, это все было интересно ему и по личным причинам – он, конечно, смирился со своим мистером Хайдом и даже научился извлекать пользу из их вынужденного соседства, но сам понимаешь. Мы нарыли информацию по Шмидту, и, изучив ее, Брюс высказал гипотезу, что, возможно, дело в сыворотке – не силен в биологии и психологии, пусть тебе Брюс сам подробнее расскажет. Проведя все необходимые исследования, Брюс не только воспроизвел саму сыворотку, но и сумел каким-то чудом ее нейтрализовать в крови Кэпа. И вот тут организм того взбунтовался, Брюс до сих пор пытается понять почему. А мы пока имеем то, что имеем: Стивена Роджерса в его изначальной комплектации с дополнительными бонусами в виде помутнения рассудка, диких головных болей и поминутно отключающегося сознания. Он не может толком есть, дышит с грехом пополам и много чего еще. Умирать, правда, отказывается. Брюс говорит, что есть шанс все исправить повторной инъекцией – но что-то там и что-то там, сам у него спроси.
Тони остановился у поблескивающей металлом двери и повернулся к молчащему Баки.
– Твоя комната здесь, это пятнадцатый этаж – этажом ниже лабораторный отсек. В нем Кэп, Брюс и иногда – я или Наташа. Я – реже, чаще – на минус втором. Если забудешь – спроси Джарвиса. Если я понадоблюсь – спроси Джарвиса. Все что угодно – спроси Джарвиса. Джарвис?
– Да, сэр, – раздался сверху все тот же вежливый голос.
– Джеймс Барнс, доступ первого уровня. Если где заблудится – помоги ему.
– Есть, сэр.
Тони скрестил руки на груди и окинул Баки внимательным взглядом. Баки попробовал улыбнуться – и у него даже почти получилось.
– Спасибо, Тони.
– Не за что. Просто помни, что друзья Стива – твои друзья. В качестве благодарности можешь показать мне руку – лучше всю, а не один средний палец.
– Договорились.
Когда дверь закрылась за его спиной, Баки позволил себе наконец ощутить усталость. Он отбросил сумку в сторону, скинул ботинки и – как был, в одежде – рухнул на застеленную кровать, заснув, кажется, еще до того, как его голова коснулась покрывала. Ему снился солнечный, пахнущий дождем и асфальтом довоенный Бруклин, упрямый светлый взгляд и мягкие пряди под ладонью, чтобы встрепать которые не нужно было даже высоко поднимать руку.
Просыпаться было больно.
За окном было уже темно, когда Баки не то чтобы оттягивая момент, но не торопясь закончил есть. Педантично убрал посуду, вытащил из сумки мягкую серую толстовку, кроссовки, оделся, закатал рукава – и, выдохнув, снова присел на кровать.
– Джарвис? – он задрал голову к потолку и сощурился.
– Да, мистер Барнс, – тут же отозвался голос сверху.
– Я, эм… Собираюсь в лабораторию к Стиву.
– Четырнадцатый этаж, из лифта сразу налево – или направо, если вы воспользуетесь эвакуационной лестницей. Вам нет необходимости предупреждать о своих действиях, мистер Барнс, у вас первый уровень доступа. Хотите сообщить о визите мистеру Беннеру?
– Да, пожалуй, – Баки помотал головой и поднялся. – Спасибо.
– Пожалуйста, мистер Барнс.
Наверное, дорогу до лаборатории можно было назвать самой тяжелой за всю долгую жизнь Джеймса Бьюкенена Барнса, даром что ногами он за девяносто с лишним лет отмерил даже не сотни – тысячи километров. За точку отсчета, невольно вспоминал Баки, тяжело ступая по лестнице, можно было взять тот день, когда они познакомились – еще мальчишками. Впервые тогда мастеру драк и уличному задире Баки пришлось убегать – даже он не готов был справиться с оравой разозленных подростков. В отличие от Стива, которого силой пришлось тащить за собой – тот рвался в бой, несмотря на разбитый нос и сломанное, как потом выяснилось, запястье. Баки тогда был так поражен, что даже не сразу смог осознать, почему вообще влез не в свое дело – мало ли кого били на его глазах. Добросердечностью он никогда особо не отличался, хоть жестоким и не был. Вот девчонку впечатлить или за друга навалять – иное дело. Тогда все было намного проще – наверное, поэтому Баки не стал ломать себе мозг, а просто решил, что раз он Стива спас – значит Стив его друг. Стив, правда, поначалу не особо радовался – Баки усмехнулся, вспомнив гневное тонкое лицо незнакомого мальчишки, глядевшего на него с вызовом и кулаком вытирающего кровь из разбитого носа – и ругался на недоуменного Баки, мол, зачем, справился бы сам, почти же справился. Стиву никогда не нужна была ничья помощь – ни тонким болезненным подростком, ни субтильным молодым парнем, ни мощным двухметровым Капитаном Америкой.
Даже вновь лишенным своих сил и почти умирающим Капитаном Америкой. Баки замер на секунду перед распахнувшимися дверьми лаборатории и, подняв плечи, решительно шагнул вперед.
– Здравствуй, Джеймс, – к нему повернулся приятный темноволосый мужчина в очках и белом халате. – Джарвис предупредил о твоем приходе. Я Брюс Беннер.
– Рад знакомству, – Баки подошел ближе, протягивая руку. – Как у вас… дела?
Он огляделся – просторное помещение, предусмотренное для проживания – видимо, Брюс находился здесь постоянно. Спальня, видневшаяся в приоткрытую слева дверь, явно пустовала, зато спинкой к широкому лабораторному столу стоял небольшой полутораспальный диван с небрежно брошенной подушкой и свисающим до пола пледом. Что-то негромко и ритмично попискивало, прямо на широком стекле окна в другое помещение высвечивались какие-то медицинские показания. Приглядываться к окну Баки малодушно не стал и вопросительно посмотрел на Брюса. Тот снял очки, покрутил их в пальцах.
– Я думаю, ты не из тех родственников, которые хотят, чтобы им врали ради их душевного спокойствия, – он виновато улыбнулся и развел руками. – Плохо. Со Стивеном пока Наташа, она помогает...
Из неприметной двери справа от окна выскользнула молчаливая темноволосая девушка в белом халате и чепце. В руках у нее был ворох постельного белья, кое-где испачканного кровью.
– Доктор Беннер, – она осеклась, заметив Баки. – Я закончила, я еще нужна? Мисс Наталья еще там, сказала, что скоро выйдет.
– Нет, Кэти, иди к себе. Я вызову, если понадобишься.
Кэти кивнула и, сбросив комок ткани в неприметный спуск для белья, исчезла за бесшумно закрывшейся дверью лаборатории. Баки проводил ее взглядом.
– Думаю, тебе стоит для начала понять, что, собственно, происходит со Стивеном, – помолчав, продолжил Брюс. – Я постараюсь быть максимально доходчивым. Прошу, садись.
Он указал на диван и, дождавшись, когда Баки сядет, опустился рядом, неловко потирая ладони о брюки.
– Я начал с исключения диагноза острого психотического состояния, задуматься о котором позволяет резко отходящее от рамок нормальности поведение Стивена. Однако главным опровергающим фактом является то, что его разум функционирует на высоком, продуктивном уровне. Стивен прогнозирует свои действия и реализует потребности, оценивая все риски, в то время как его поведение патологично и подчинено болезненной идее. Отсюда можно заключить, что разум Стивена вовлечен не в галлюцинаторные переживания или бредовую систему, а занят одной идеей, диктующей новую ролевую модель. Эта идея – твое, Джеймс, спасение.
Баки потер ладонями лицо и с отчаянием взглянул на Брюса.
– Мне, наверное, надо бы радоваться, но... Это прямо как в дурацком анекдоте, когда ты загадал, чтобы сдохли все мудаки – и сам тоже сдох.
– Ох, ну... – Брюс почесал переносицу, несколько обескураженный этой неожиданной откровенностью. – Прости, не знаю, что тебе сказать.
– Ничего не говори, просто продолжай.
– Хорошо. В общем, все говорит в пользу обсессивно-компульсивного расстройства в виде изолированного фобического синдрома и соответствующего ему поведения. Но состояние Стивена атипично в силу его уникального усовершенствованного организма. В классическом случае этого расстройства человеком движет компонент страха, и, подчиненный своим эмоциям, он выбирает поведение избегающего характера. Страх нарушает большинство мыслительных процессов и превращает любую деятельность больного человека в хаотичную. Стивен подавляет эмоциональный компонент страха – но абсолютно не контролирует волевую сферу. Навязчивый страх потерять тебя на данный момент абсолютно укладывается в его систему ценностей, извращая ее до картины патологии, но не болезни. Позволю предположить, что в случае Роджерса произошла уникальная первичная психопатизация личности на фоне множественного стресса. Это невозможно представить у нормального человека, так как ядерным психопатом возможно лишь родиться. Это обусловлено уникальным нейробиохимическим строением нервной системы, и приобретение подобной патологии влечет в любом случае диссоциацию личностных черт.
– Но Стив не нормальный человек, ты это хочешь сказать?
– Именно. Стивен – совершенный солдат. Предположу, что, испытав воздействие запредельного стрессового фактора в виде твоей потери, его личность была всего на секунду полностью дестабилизирована и выведена из строя. Но главной задачей сыворотки является создание идеального солдата с полностью укомплектованной системой компенсации физиологических повреждений. Наличие компульсии нематериально, в то время как биохимическая поломка, вызванная стрессом, вполне ощутима для циркулирующей в крови Стивена сыворотки. Буквально говоря, после испытанного стресса его нейробиохимический обмен был эффективно изменен для сохранения высокого потенциала Капитана Америки. И, как результат, мы видим редчайшее превращение изначально психически здорового человека в высокофункционального психопата, осью чьих жизненных ценностей является патологическая одержимость идеей твоего спасения.
– И не только одной этой идеей, видимо, – медленно произнес Баки, вспомнив запись, которую ему дал прослушать Тони. Брюс кивнул.
– Да, в данном случае возникновение побочных идей ожидаемо – и наличие таковых у Стивена я уже могу предположить с вероятностью в девяносто процентов. К сожалению, – Брюс снова с сочувствием взглянул на Баки, – к сожалению, если обсессивно-компульсивное расстройство излечимо, то психопатия практически не поддается терапии. Научно обоснованным подходом к лечению расстройства, обнаруженного у Стивена, является применение транквилизаторов, антидепрессантов и гипнотиков в сочетании со всеми возможными вариантами психотерапии, однако, без сомнений, его организм не даст никакого достойного ответа на лечение, прекрасно подавляя любое действие лекарств.
– Да он даже напиться не может, – кивнул Баки и, резко осознав слова Брюса, снова уткнулся лицом в ладони. – Какой пиздец.
– Я предположил, что здесь могла бы сработать нейтрализация сыворотки в крови, которая позволила бы провести медикаментозное лечение и психологическую работу. Но после этой процедуры его организм неожиданно взбунтовался и сейчас находится в этаком состоянии плохо работающей лампочки – у Стивена абсолютно непредсказуемо отключаются те или иные органы, притом что по всем показателям он полностью здоров. С учетом этой реакции никакое дополнительное медикаментозное или тем более психологическое воздействие на данный момент не является возможным. И если его состояние не улучшится – то в таком случае неподтвержденным, но, вероятно, единственным шансом Стивена на выздоровление остается повторная инъекция сыворотки. Это подействует, если изменение обменных процессов в его головном мозге не завершено и все же имеется некоторая дисфункция. При определенной доле удачи повторная доза сыворотки поможет повернуть процесс вспять и сработает как антидот, позволяя Стивену хотя бы вернуть критику своих действий и разрушить структуру систематизированной фобии. Но процессы могут быть уже завершены. И тогда ты лучше нас должен понимать, что мы получим.
– Я понял, – помолчав, ответил Баки, стараясь справиться с собой и не пойти пробивать кулаком дыру в ближайшей стене. – А зачем вообще мне эти подробности?
– Чтобы ты осознавал все возможные последствия своего решения, – мягко ответил Брюс.
– Последствия моего… – Баки потряс головой, осознавая сказанное. – Я должен решить, что делать со Стивом? Почему? Я всего лишь...
– Потому что ближе тебя у Стивена никого нет. Никто из нас не может взять на себя эту ответственность.
Баки прерывисто вздохнул и было открыл рот, чтобы ответить – но тут из палаты вышла Наташа, и они оба встали с дивана. Ее рыжие волосы были собраны в хвост, на плечи был небрежно накинут халат, она нервно покусывала пухлые губы. Увидев Баки, она не удивилась, но замерла в нескольких шагах от него, не говоря ни слова. Взгляд Баки скользнул по ее лицу, спустился ниже – к левому плечу – и, задержавшись на правом боку чуть выше тазовой косточки, вернулся обратно.
– Наталья? – Наташа не отодвинулась, но протянутую руку приняла не сразу, внимательно всматриваясь Баки в глаза.
– Джеймс, значит, – что-то решив для себя, она расслабилась и коротко улыбнулась. – Рада наконец познакомиться.
Баки хмыкнул, оценив сарказм, и слегка наклонил голову.
– Я тоже.
Обменявшись любезностями, они вновь замерли. Сказать было нечего. Баки взглянул на Брюса.
– Ты можешь к нему пройти, – отреагировал тот, отворачиваясь к мониторам. – Все, что я мог сообщить, – я сообщил. Дальнейшее решение за тобой.
Наташа молча стянула с плеч халат, небрежным жестом накинула его Баки на плечи и, кивнув, прошла мимо. Баки поправил халат и, глубоко вздохнув, как перед прыжком в ледяную воду, шагнул в гостеприимно распахнувшую двери палату.
Не был готов.
Не смог бы подготовиться и за семьдесят лет.
Стив тихо лежал на больничной кровати, опутанный какими-то датчиками, проводами, подключенный к ритмично пощелкивающим и мелодично отмеряющим пульс аппаратам. Тонкие руки с проступившими голубоватыми венами неподвижно вытянулись на одеяле, сквозь потрескавшиеся губы с тихим хрипом прорывалось дыхание, тревожа тяжело и неровно вздымающуюся грудную клетку с проступившими дугами ребер, кожа казалось восковой и липкой, а под веками залегли глубокие тени. Вроде и непривычный, но до боли знакомый, родной Стив выглядел почти так же, каким его помнил Баки за пару недель до отправки на фронт.
Стив тогда снова болел, злился – на свою беспомощность, на то, что не может пойти в призывной пункт; а Баки подбадривал его и тихо радовался этой отсрочке, когда можно было не волноваться, что этого упрямого придурка возьмут на войну. Это было, конечно, несправедливо – несмотря на болезненность, все-таки Стив был уже взрослым парнем, который более чем самостоятельно мог решать, куда ему идти и что делать. Но они оба понимали, что вряд ли Стив задержится надолго на этом свете, если ему удастся осуществить задуманное. И если при мысли об этом Стив беспокоился только, успеет ли он сделать что-нибудь полезное для страны, то Баки обмирал, не представляя себе, как в этой стране жить без Стива. Как вообще без него жить, без этого несносного упрямца.
Баки осторожно, стараясь не задеть провода, дотронулся правой рукой до встрепанных волос и наклонился, разглядывая осунувшееся лицо с залегшей между бровей морщинкой. До него донесся едва ощутимый запах лекарств, чего-то душисто-чистого и самого Стива – в нем многое поменялось, но только не запах. Сладковатый, теплый, почти неощутимый, навсегда связанный с домом – Баки помнил его, засыпая в холодном окопе, вспоминал, уткнувшись носом Стиву в шею после первого плена, и почти забыл за время второго.
Как же он по нему скучал.
– Не такого будущего я хотел, Стиви, – прошептал Баки, ладонью стирая с горячего лба испарину и аккуратно убирая прилипшую к влажной коже короткую прядку. – Не того, в котором ты сошел с ума, а я, девяностолетний мальчишка с дурацкой металлической рукой и покореженной памятью, должен решить, что с этим делать дальше.
Продолжение - в комментариях.