баки любит стива. стив любит баки. извините, пойду повою.
Пишет Maira:
19.07.2014 в 18:52
короче.
набор небеченных слов.
а что? я ничего)))))
читать дальше
Как только Баки удается вырваться с миссии, они приходят сюда – в этот мало кому известный уголок парка, в котором столь уютно и спокойно, что даже пичуги стесняются громко чирикать.
Точнее, на своих двоих приходит Баки, а Стив… а вот со Стивом все сложнее, хотя он так конечно же не считает.
Шутит еще на эту тему. Мол, въезжает на своей личной колеснице в королевский парк под строгим надзором начальника личной охраны. А начальник у него хоть куда: молодой, статный, красивый, с латной перчаткой из серебра и глазами, полными холодной ярости и горячей любви.
Стива развлекают эти сказки. Они поднимают ему настроение, и только поэтому Барнс терпит их всякий раз, когда вынужден слушать.
К каждому последующему визиту в парк Стив придумывает какие-то новые подробности.
То на замок князя Старка напали злобные соседи Читаури, и он обратился за помощью к своему старому другу Капитану капитанов, отошедшему от дел, но ради правого дела решившего тряхнуть стариной – в прямом смысле этого слова. То блестящему воину и названному брату Тору из земли Асгард понадобилась поддержка. Моральная – опять у него размолвки с девицей Сиф. То амазонка Натали собралась замуж за главного лучника княжества Старк, но ее девичник оказался расстроен кознями бывших подружек-ведьм из ордена ГИДРЫ.
Барнс слушает роджеровские басни, скрипя зубами.
Ему хочется закрыть рот Стива ладонью и, одновременно, крепко поцеловать его.
Баки кажется, что это не он похож на камень, как его нередко обсмеивает Старк, это сам Роджерс – кремень.
Когда Стив смотрит на Баки голубыми, по-стариковски чистыми глазами, сердце Зимнего Солдата пропускает один удар за другим. Сколько времени у них двоих осталось? В какой из дней рука Роджерса остынет? Сколько бесконечных, одиноких лет Барнс будет вынужден навещать его могилу?
От этих мыслей Зимнему Солдату делается страшно. Чуть ли не впервые в его жизни, полной смертей и крови.
Нет, не впервые. Первый раз был тогда – в то холодное апрельское утро, в которое Стив потерял сознание крепким здоровым мужчиной тридцати лет, а пришел в себя глубоким стариком.
Барнсу тогда хотелось кричать. От ужаса и бессилия. И только рука Стива, протянутая к нему с больничной койки, заставила его сдержать свой порыв.
- Баки, это ты? Это ведь ты? – спрашивает Роджерс, слепо шаря пальцами по кровати. - Я чувствую, что это ты.
- Я здесь, Стив, - Барнс ловит руку любимого своею. – Я всегда рядом с тобой, до самого конца, ты же знаешь.
- Знаю… Конечно, я знаю это.
Даже когда Стив закрывает слепнущие глаза и засыпает, Баки боится подняться на ноги со скрипучего старого стула. Он страшится оставить Роджерса одного, страшится сам остаться один. И страшится и одновременно желает услышать приговор доктора Беннера.
Ученый тщательно подбирает слова, с хрупкой осторожностью рассказывая о том, что для всех них произошедшее стало настоящим шоком. Что надежда умирает последней, а они толком ничего не знают о том, что случилось.
- Ваша надежда американского народа уже умирает, вот что случилось, - рявкает Барнс и возвращается в палату.
Только теперь он понимает, как быстротечно время.
Вчера ему было двадцать семь, и на дворе стояла зима сорок четвертого. Сегодня – двадцать первый век оглушает его сознание сиренами полицейских машин нового поколения и грозится отнять то единственное, что всегда было ему ценно. То, что вернуло ему самого себя.
К этому Барнс не готов.
Как и к тому, что Стив будет просить, нет, будет требовать перестать трястись над ним, словно над хрустальной вазой, и дать продолжить делать то, что он умеет лучше всего – помогать людям.
И он воплощает в жизнь свои слова.
- Пока я жив, я буду служить своей стране, - говорит Стив.
- Я знаю.
- Ты ведь со мной? Как всегда? До самого конца?
- Да, Стиви.
Баки опускается перед инвалидной коляской на колени, припадает лбом к ласковым рукам Роджерса и повторяет их клятву, будто заговоренный: - До самого конца, чтобы ни случилось с нами двоими.
Стив и в самом деле его заговорил, думает Барнс. С самого первого дня их встречи.
Пусть так и будет. А потом он придет на могилу первого Капитана Америки, ляжет подле нее и сдохнет, как верный пес. Такова их судьба – куда один, туда и второй. В печали и в радости. В болезни и здравии. В жизни и смерти. Навсегда.
Лето сменяется осенью, одна миссия Зимнего Солдата другой, каждая из которых курируется почетным членом агентства Щ.И.Т. Стивеном Роджерсом, а очередное исследование доктора Беннера - следующим. Безрезультатно.
- Жизнь продолжается, - пожимает плечами Стив. - Передай мне, пожалуйста, солонку.
Они сидят на открытой веранде маленького нью-йорского ресторана и жуют пресный салат. Металлическая коробочка хрустит в пальцах живой руки Баки, будто сделанная из бумаги.
Однажды Тони заявляет, что у Роджерса близится маразм и получает в качестве сувенира от Барнса сломанный нос. Потом Тони, конечно, извиняется. Говорит, что не способен держаться также хорошо как Роджерс, да, тут он был прав, нервишки-то у него оказались ни к черту, но Баки все равно не разговаривает со Старком почти месяц.
Мирит их с Тони, конечно, Стив.
Если бы не он, Барнс пересчитал бы зубы чертову миллионеру раз сто. Кротость никогда не была сильной стороной Стива, но именно ее он получил в качестве утешительного приза после того, как сыворотка покинула его тело, сделав немощным стариком.
Баки смотрит на своего друга и удивляется: как. Как можно спокойно принимать то, что с ним произошло? Как можно смириться? Как можно считать, что ты заслужил все это? Согласится передать свой щит другому? Сказать, что он сделал все зависящее от него, а теперь пришла очередь нового поколения нести пятиугольный символ на груди? Чушь собачья.
Какая невообразимая собачья чушь!
Стив говорит, что это – мудрость. Смеется. Вот подрастешь годков так на шестьдесят, сам узнаешь, а пока учись, мальчишка.
- Я старше тебя на целый год, - говорит Баки.
Роджерс машет рукой, жилистой, испещренной вздувшимися венами. Ерунда, отвечает он. Я давно тебя обогнал. Сиди и не завидуй. И не спорь со стариком. Старость надо уважать, слышал о таком? И не смей злиться! У тебя лицо сразу становится некрасивым, а оно всегда было одним из твоих особых достоинств, Баки Барнс. Твое красивое лицо. Я тебе этого не говорил, конечно, но так ни разу и не смог наглядеться на твое лицо.
- А я на твое, - говорит Баки.
Это правда.
Барнс считает, что прекраснее Стива на этом свете человека нет.
Пряди седых волос, которые он заправляет за ухо трясущейся рукой, худые колени, морщины по всему лицу - все это делает Роджерса невероятно красивым. И пусть только кто-то попробует сказать иное – Зимний Солдат вмиг глотку ему перегрызет. Стив лучше всех - Барнс всегда это знал. И он не готов потерять Роджерса.
Баки Барнс – циничная прагматичная сволочь, не способная отказаться от того, что ему принадлежит. И поэтому с плохо скрываемым нетерпением ждет результатов эксперимента доктора Беннера – последней надежды на долгую жизнь для Стива.
- Понадобится ваша кровь. В ней практически та же сыворотка, которая дала жизнь Капитану Америке, хотя отличий тоже хватает. Риск очень велик. Гарантий нет никаких совершенно, вы ведь понимаете, но это все, что мы можем сделать, - говорит ученый.
Он не спал уже несколько недель, но готов бороться до последнего. Роджерс сдает не по дням, а по часам, и то, как он стремительно теряет связь с реальностью, подстегивает Беннера к работе лучше любого стимулирующего.
- Хоть всю забирайте, - рапортует Барнс.
- Это лишнее, - устало отвечает Беннер.
Эксперимент проваливается.
- Возьмите еще, - говорит Баки. – Возьмите всё.
Пятый эксперимент снова становится неудачным. Шестой ставит в тупик.
У Беннера опускаются руки, но вечер, когда у Стива останавливается сердце, заставляет его решиться на последнее средство - прямое переливание крови и облучение зверской дозой гамма-лучей.
Утро седьмого дня дает рождение новому человеку.
- Ты все-таки сделал это, - говорит Стив, молодой и посвежевший. Он сидит на больничной кровати, ужасно голодный и еще заторможенный от лекарств, которые выводятся из организма с прежней стремительной скоростью, и не может отвести глаз от Баки. - Теперь мы с тобой и впрямь кровные братья.
- Да, сделал, - отвечает Барнс. – Не было выбора.
- Это еще почему? Я ведь просил не делать таких рискованных вещей, пусть и ради меня.
Чистая правда. Роджерс запрещал даже пытаться «вернуть» себя. Объяснял это тем, что уже взял свое, а теперь пришла пора вернуться на прежнее место.
Можно подумать, что сам он всегда был пай-мальчиком.
- Это не ради тебя, - говорит Баки. – Это ради меня. Я – страшный эгоист. Ты, что, забыл об этом? Я просто не смог бы дальше… Я вернул тебя для себя.
Роджерс фыркает.
- Примерно так Старк мне и сказал.
- Да уж, об эгоизме он знает получше любого.
- Противно, наверное, было целовать старика? – спрашивает Стив.
- Придурок, - качает головой Баки.
Утро следующего дня они встречают в парке - на скамейке, прячущейся в тени раскидистого клена. Роджерс потягивает излюбленный фруктовый чай со льдом и рассказывает Баки новую сказку - про верного рыцаря с рукой из чистого серебра.
Барнс засыпает на втором предложении, но Стив не в обиде.
Потом дорасскажет.
Времени у них теперь как до второго пришествия.
URL комментариянабор небеченных слов.
а что? я ничего)))))
читать дальше
Как только Баки удается вырваться с миссии, они приходят сюда – в этот мало кому известный уголок парка, в котором столь уютно и спокойно, что даже пичуги стесняются громко чирикать.
Точнее, на своих двоих приходит Баки, а Стив… а вот со Стивом все сложнее, хотя он так конечно же не считает.
Шутит еще на эту тему. Мол, въезжает на своей личной колеснице в королевский парк под строгим надзором начальника личной охраны. А начальник у него хоть куда: молодой, статный, красивый, с латной перчаткой из серебра и глазами, полными холодной ярости и горячей любви.
Стива развлекают эти сказки. Они поднимают ему настроение, и только поэтому Барнс терпит их всякий раз, когда вынужден слушать.
К каждому последующему визиту в парк Стив придумывает какие-то новые подробности.
То на замок князя Старка напали злобные соседи Читаури, и он обратился за помощью к своему старому другу Капитану капитанов, отошедшему от дел, но ради правого дела решившего тряхнуть стариной – в прямом смысле этого слова. То блестящему воину и названному брату Тору из земли Асгард понадобилась поддержка. Моральная – опять у него размолвки с девицей Сиф. То амазонка Натали собралась замуж за главного лучника княжества Старк, но ее девичник оказался расстроен кознями бывших подружек-ведьм из ордена ГИДРЫ.
Барнс слушает роджеровские басни, скрипя зубами.
Ему хочется закрыть рот Стива ладонью и, одновременно, крепко поцеловать его.
Баки кажется, что это не он похож на камень, как его нередко обсмеивает Старк, это сам Роджерс – кремень.
Когда Стив смотрит на Баки голубыми, по-стариковски чистыми глазами, сердце Зимнего Солдата пропускает один удар за другим. Сколько времени у них двоих осталось? В какой из дней рука Роджерса остынет? Сколько бесконечных, одиноких лет Барнс будет вынужден навещать его могилу?
От этих мыслей Зимнему Солдату делается страшно. Чуть ли не впервые в его жизни, полной смертей и крови.
Нет, не впервые. Первый раз был тогда – в то холодное апрельское утро, в которое Стив потерял сознание крепким здоровым мужчиной тридцати лет, а пришел в себя глубоким стариком.
Барнсу тогда хотелось кричать. От ужаса и бессилия. И только рука Стива, протянутая к нему с больничной койки, заставила его сдержать свой порыв.
- Баки, это ты? Это ведь ты? – спрашивает Роджерс, слепо шаря пальцами по кровати. - Я чувствую, что это ты.
- Я здесь, Стив, - Барнс ловит руку любимого своею. – Я всегда рядом с тобой, до самого конца, ты же знаешь.
- Знаю… Конечно, я знаю это.
Даже когда Стив закрывает слепнущие глаза и засыпает, Баки боится подняться на ноги со скрипучего старого стула. Он страшится оставить Роджерса одного, страшится сам остаться один. И страшится и одновременно желает услышать приговор доктора Беннера.
Ученый тщательно подбирает слова, с хрупкой осторожностью рассказывая о том, что для всех них произошедшее стало настоящим шоком. Что надежда умирает последней, а они толком ничего не знают о том, что случилось.
- Ваша надежда американского народа уже умирает, вот что случилось, - рявкает Барнс и возвращается в палату.
Только теперь он понимает, как быстротечно время.
Вчера ему было двадцать семь, и на дворе стояла зима сорок четвертого. Сегодня – двадцать первый век оглушает его сознание сиренами полицейских машин нового поколения и грозится отнять то единственное, что всегда было ему ценно. То, что вернуло ему самого себя.
К этому Барнс не готов.
Как и к тому, что Стив будет просить, нет, будет требовать перестать трястись над ним, словно над хрустальной вазой, и дать продолжить делать то, что он умеет лучше всего – помогать людям.
И он воплощает в жизнь свои слова.
- Пока я жив, я буду служить своей стране, - говорит Стив.
- Я знаю.
- Ты ведь со мной? Как всегда? До самого конца?
- Да, Стиви.
Баки опускается перед инвалидной коляской на колени, припадает лбом к ласковым рукам Роджерса и повторяет их клятву, будто заговоренный: - До самого конца, чтобы ни случилось с нами двоими.
Стив и в самом деле его заговорил, думает Барнс. С самого первого дня их встречи.
Пусть так и будет. А потом он придет на могилу первого Капитана Америки, ляжет подле нее и сдохнет, как верный пес. Такова их судьба – куда один, туда и второй. В печали и в радости. В болезни и здравии. В жизни и смерти. Навсегда.
Лето сменяется осенью, одна миссия Зимнего Солдата другой, каждая из которых курируется почетным членом агентства Щ.И.Т. Стивеном Роджерсом, а очередное исследование доктора Беннера - следующим. Безрезультатно.
- Жизнь продолжается, - пожимает плечами Стив. - Передай мне, пожалуйста, солонку.
Они сидят на открытой веранде маленького нью-йорского ресторана и жуют пресный салат. Металлическая коробочка хрустит в пальцах живой руки Баки, будто сделанная из бумаги.
Однажды Тони заявляет, что у Роджерса близится маразм и получает в качестве сувенира от Барнса сломанный нос. Потом Тони, конечно, извиняется. Говорит, что не способен держаться также хорошо как Роджерс, да, тут он был прав, нервишки-то у него оказались ни к черту, но Баки все равно не разговаривает со Старком почти месяц.
Мирит их с Тони, конечно, Стив.
Если бы не он, Барнс пересчитал бы зубы чертову миллионеру раз сто. Кротость никогда не была сильной стороной Стива, но именно ее он получил в качестве утешительного приза после того, как сыворотка покинула его тело, сделав немощным стариком.
Баки смотрит на своего друга и удивляется: как. Как можно спокойно принимать то, что с ним произошло? Как можно смириться? Как можно считать, что ты заслужил все это? Согласится передать свой щит другому? Сказать, что он сделал все зависящее от него, а теперь пришла очередь нового поколения нести пятиугольный символ на груди? Чушь собачья.
Какая невообразимая собачья чушь!
Стив говорит, что это – мудрость. Смеется. Вот подрастешь годков так на шестьдесят, сам узнаешь, а пока учись, мальчишка.
- Я старше тебя на целый год, - говорит Баки.
Роджерс машет рукой, жилистой, испещренной вздувшимися венами. Ерунда, отвечает он. Я давно тебя обогнал. Сиди и не завидуй. И не спорь со стариком. Старость надо уважать, слышал о таком? И не смей злиться! У тебя лицо сразу становится некрасивым, а оно всегда было одним из твоих особых достоинств, Баки Барнс. Твое красивое лицо. Я тебе этого не говорил, конечно, но так ни разу и не смог наглядеться на твое лицо.
- А я на твое, - говорит Баки.
Это правда.
Барнс считает, что прекраснее Стива на этом свете человека нет.
Пряди седых волос, которые он заправляет за ухо трясущейся рукой, худые колени, морщины по всему лицу - все это делает Роджерса невероятно красивым. И пусть только кто-то попробует сказать иное – Зимний Солдат вмиг глотку ему перегрызет. Стив лучше всех - Барнс всегда это знал. И он не готов потерять Роджерса.
Баки Барнс – циничная прагматичная сволочь, не способная отказаться от того, что ему принадлежит. И поэтому с плохо скрываемым нетерпением ждет результатов эксперимента доктора Беннера – последней надежды на долгую жизнь для Стива.
- Понадобится ваша кровь. В ней практически та же сыворотка, которая дала жизнь Капитану Америке, хотя отличий тоже хватает. Риск очень велик. Гарантий нет никаких совершенно, вы ведь понимаете, но это все, что мы можем сделать, - говорит ученый.
Он не спал уже несколько недель, но готов бороться до последнего. Роджерс сдает не по дням, а по часам, и то, как он стремительно теряет связь с реальностью, подстегивает Беннера к работе лучше любого стимулирующего.
- Хоть всю забирайте, - рапортует Барнс.
- Это лишнее, - устало отвечает Беннер.
Эксперимент проваливается.
- Возьмите еще, - говорит Баки. – Возьмите всё.
Пятый эксперимент снова становится неудачным. Шестой ставит в тупик.
У Беннера опускаются руки, но вечер, когда у Стива останавливается сердце, заставляет его решиться на последнее средство - прямое переливание крови и облучение зверской дозой гамма-лучей.
Утро седьмого дня дает рождение новому человеку.
- Ты все-таки сделал это, - говорит Стив, молодой и посвежевший. Он сидит на больничной кровати, ужасно голодный и еще заторможенный от лекарств, которые выводятся из организма с прежней стремительной скоростью, и не может отвести глаз от Баки. - Теперь мы с тобой и впрямь кровные братья.
- Да, сделал, - отвечает Барнс. – Не было выбора.
- Это еще почему? Я ведь просил не делать таких рискованных вещей, пусть и ради меня.
Чистая правда. Роджерс запрещал даже пытаться «вернуть» себя. Объяснял это тем, что уже взял свое, а теперь пришла пора вернуться на прежнее место.
Можно подумать, что сам он всегда был пай-мальчиком.
- Это не ради тебя, - говорит Баки. – Это ради меня. Я – страшный эгоист. Ты, что, забыл об этом? Я просто не смог бы дальше… Я вернул тебя для себя.
Роджерс фыркает.
- Примерно так Старк мне и сказал.
- Да уж, об эгоизме он знает получше любого.
- Противно, наверное, было целовать старика? – спрашивает Стив.
- Придурок, - качает головой Баки.
Утро следующего дня они встречают в парке - на скамейке, прячущейся в тени раскидистого клена. Роджерс потягивает излюбленный фруктовый чай со льдом и рассказывает Баки новую сказку - про верного рыцаря с рукой из чистого серебра.
Барнс засыпает на втором предложении, но Стив не в обиде.
Потом дорасскажет.
Времени у них теперь как до второго пришествия.