внимание, конкурс.
угадайте, на каком моменте у меня перехватило дыхание и унесло ввысь.
Майкл/Джеймс. Джеймс чувствует одновременно возбуждение и защищенность, надевая на себя вещи Майкла. Кинк на переодевании, жаркий секс в гардеробной среди кучи разбросанных шмоток приветствуется.Это всегда приятно. Как будто это делают его ладони: нежно обнимают за плечи, гладят торс и останавливаются чуть ниже живота. Как будто это он аккуратно трогает губами шею и целует в сплетение вен на запястье. Как будто это он, пахнущий виски и сигаретами, держит его за руку.
Это всегда приятно – представлять, что Майкл Фассбендер по-прежнему рядом с ним.
Ради этого можно пойти на что угодно: пить до потери сознания, чтобы каждый встречный казался носителем акульего оскала и ирландского акцента, принимать снотворное и спать по двенадцать часов в сутки, надеясь, что он приснится, симулировать нервные срывы, чтобы Майкл пришел к нему. Еще можно носить его одежду, и делать вид, что все в порядке, и он не скучает.
Спектр того, как можно сходить с ума от одиночества, очень широк.
Съемки закончились, простыни выстирались - и о том, что между ними что-то было больше никаких напоминаний, кроме, конечно, одежды. От этого трудно избавиться в первые два месяца, некоторые не справляются с этим на протяжении всей оставшейся жизни: эту рубашку я носил, когда он поцеловал меня в первый раз, и поэтому она такая мятая: я не умею ограничиваться первыми поцелуями – мне нужно первое всё; а этим галстуком я завязывал ему глаза и потом целовал его так долго, что он сказал, будто видит, как я улыбаюсь; а это его пиджак, и я его украл, но в жизни есть много странных поступков. Просто в этом пиджаке он был слишком красив, как Бог, и если я не увижу его больше в нем – никто не увидит.
читать дальшеПиджак действительно хорош: атласная выделка изнутри, твидовая отделка снаружи и изящный орнамент из «Я-люблю-тебя-Майкл» на лацкане. Поэтому его нельзя было оставить: этому пиджаку, как и чувствам Джеймса, не место рядом с Фассбендером. Пиджак надо спрятать и надевать только тогда, когда будет очень скверно.
Такие моменты стали наступать чаще: «знаешь, Майкл, я не знаю, что я хочу и что я должен делать дальше, поэтому я надеваю твой пиджак, чтобы почувствовать, что ты поддерживаешь меня»; «знаешь, Майкл, я испытываю опустошенность и неуверенность, поэтому я трусь щекой о твидовый ворот и думаю о том, что ты сможешь защитить меня от всего мира»; «знаешь, Майкл, я думаю, что я люблю тебя, и поэтому я глажу подкладку, чтобы спрятать в рукава собственное признание».
Ну и еще запах.
С ним труднее всего бороться: пахнет так, как будто Майкл пьет виски в соседней комнате, параллельно прикуривая и выпуская кольца дыма.
На исходе третьей недели Джеймс прекратил проверять: в соседней комнате никого нет. И навряд ли кто-то появится.
А, да. Запах Фассбендера: это только сначала кажется, что там только алкоголь и дым. Вещи Майкла как вино: сначала ничего особенного, а потом ты пьянеешь. Первые несколько дней казалось, что пахнет горами: едва уловимая нить лаванды и полыни. Джеймс лежал на спине и продевал руки так, чтобы пиджак ложился сверху на него, и можно было полной грудью вдыхать аромат и беспрепятственно повторять: «Я скучаю по тебе», а потом медленно стягивать белье, гладить свои бедра и живот и думать о том, насколько лучше это делает Майкл.
Майкл все умеет делать лучше: мастурбировать, заниматься сексом, готовить еду, танцевать, говорить на немецком, пить, курить, дышать и жить. Сукин сын.
После второй недели стал различать запах движений Фассбендера: касание пальцами губ, поворот головы, наклон вперед, улыбка. Джеймс начал надевать пиджак и подолгу расхаживать в нем по дому, оставляя за собой цепь следов: вот он остановился у окна и характерным для Фассбендера движением почесал шею, вот закурил, вот выпил кофе, а вот поцеловал свое отражение в зеркале, отпустил себя и еще десять минут простоял, упираясь одной рукой в стену, а второй двигая в джинсах.
Анна-Мари сказала, что пиджак не подходит ему по размеру, и Джеймс попросил его ушить.
И тогда случилась очень неудобная вещь: пиджак стал впору Джеймсу, и он растерялся. Теперь не было оправдания, почему он так ни разу и не сказал Майклу, что хочет, чтобы он остался. Пиджак и чувства были сделаны специально для макЭвоя.
Так начался второй месяц без Майкла Фассбендера.
Всего их было девять. Достаточно, чтобы выносить ребенка или неразделенную любовь.
- Джеймс, ты идешь? – она последний раз взбивает прическу и подкрашивает губы, боковым зрением наблюдая за тем, как он неохотно натягивает на себя вещи. – Только не этот пиджак!..- Анна-Мари предостерегающе поднимает руку, но МакЭвой только фыркает: если он хочет покрасоваться на публике собственными чувствами, мало кто может запретить ему играть свою лучшую мелодраматическую роль.
Она красивая, - Джеймс думает об этом через полчаса, когда они заходят в холл кинотеатра и она начинает улыбаться фотографам. Прекрасная жена. Жаль, что она не Майкл Фассбендер.
- Скажите, Джеймс, Вы здесь, чтобы поддержать друга? – оправляет пиджак и наклоняет на бок голову.
- Простите?..
- Майкл пригласил Вас лично на премьеру? – точно. Вот оно что – это же премьера нового фильма. Интересно, насколько неуместным будет уйти прямо сейчас?..
- Джеймс! – что же, убежать десять секунд назад было очень разумной идеей. Очень. Разумной. Идеей. В отличие от идеи обнять Майкла с приветственным «Рад тебя видеть!». – Рад, что ты здесь, - скользит взглядом по лицу и останавливается на губах, чертов Майкл Фассбендер. Джеймс облизывается, на самом деле, только от нервов, но ирландец, сглатывая, отвлекается на журналистов. У него и вправду дернулась рука или показалось?.. Несколько секунд на то, чтобы заметить синяки под глазами и искусанные губы, усталость в каждом произнесенном слове – и еще одна секунда, чтобы заметить, что у Майкла точно такой же пиджак.
Джеймс тянет Анну-Мари в сторону с нечленораздельным «нам-надо-спешить». Нам надо спешить из этого кинотеатра, Анна-Мари! Из этой страны! С этой планеты!
- Что с тобой происходит? – она резко разворачивается к нему лицом. – Я не понимаю тебя, Джеймс! Он твой друг! Ты мог бы поддержать его! В конце концов, вспомни, с каким нетерпением ты ждал премьеры! - ах, девушки, вы никогда не понимаете, что планы могут измениться. Что если десять месяцев тому тебе хотелось видеть кого-то ежесекундно, то однажды ты просто захочешь забыть, как он выглядит. Что ты можешь готовиться к встрече с кем-то не одну ночь, но в последний момент забыть, как разговаривать. – Джеймс! Ты слушаешь меня, Джеймс?!
- Прости… - он хмурится и потирает лоб. – Я отойду.
- Я хочу, чтобы ты взял себя в руки, МакЭвой!
Анна-Мари не умеет читать мысли Джеймса. Анна-Мари не знает, что ему плохо.
*
Очень мужской способ решения проблем – запереться в туалете и рвать на мелкие части бумагу. Хитрый план – запереться здесь и подождать, пока фильм начнется, а потом поехать домой, солгав впоследствии, что не нашел пригласительного.
Из крана по ту сторону льется вода, и слышно, как кто-то, тихо фыркая, умывается.
- Отличный фильм, Майкл, - сосредоточено разрывает клок на восемь частей и бросает в унитаз.
- Что есть, то есть, Джейми, - это удар под дых – и МакЭвой делает глубокий вдох. – Вот я так и думал, что ты попросишь режиссера дать посмотреть тебе первому! Какой ты засранец, Джейми! Даже я не видел окончательной версии!..
- Хватит ерничать.
- Выходи, Джеймс, - Майкл подходит к двери и повторяет это низким голосом, чтобы МакЭвой прочувствовал, что это не просьба. Не предложение. Не услуга. Это приказ.
- Я немного не хочу, - сжимает пальцы в замок и зажмуривается.
- Отдай мой пиджак – и можешь продолжать не хотеть дальше.
- Ты никогда не заботился о моих чувствах! – отвратительна фраза, о господи! Джеймс, касаясь пальцами губ, начинает беззвучно смеяться и опирается рукой о дверь. – Твой пиджак – это единственное, что осталось у меня от наших отношений! – он широко открывает рот, пытаясь произнести слова так, чтобы не было ощущения, что он так заливисто хохочет. – Может, это то, что я хочу сохр…
- Заткнись и выходи, Джеймс, - больше не смешно. Совсем не смешно. Медленно выпрямляется, стягивает пиджак и открывает дверь.
- Держи, - шире, еще шире распахни глаза, Джеймс, и запомни этот момент: в следующий раз, когда придется рыдать на камеру, обязательно его вспомни.
Майкл красивый. Майкл очень красивый. Ему надо запретить быть таким красивым, потому что в его волосы надо запустить пальцы, его шею надо обязательно вылизать, его губы надо поцеловать. Майкла надо любить. Сильно и, желательно, преданно – вообще не категории Джеймса.
- Ну и как ощущения от дрочки в моем пиджаке, Джейми? – акула улыбается и протягивает руку к МакЭвою.
- Ты непереносимо грубый…
- Правда? – касается пальцами запястья и ласково проводит от выпирающей косточки внутрь ладони. Джеймс дергается и швыряет в ирландца пиджак.
- Иди к черту, Майкл, как тебе идея? – тут главное не выдать себя и не застонать что-нибудь типа «И возьми меня с собой, я буду плохим мальчиком». Главное – выдержать вид его сжатых губ, которые хочется раздвинуть языком и до крови искусать.
- Джеймс?.. – перебрасывает через руку пиджак.
- Что? – поворачивает голову вбок, ища пути для отступления. Поздно.
Майкл подходит ближе и целует его в висок, как будто, так и надо, и в этом нет ничего противоестественного. И Джеймс обнимает его за талию, упираясь лбом в грудь, как будто, так и предусмотрено.
Пиджак лежит на мраморной панели.
Дверь с грохотом захлопывается.
Об этом можно было фантазировать миллионы раз – в реальности все лучше:
и то, как Майкл быстро достает из узких штанов МакЭвоя рубашку и забирается рукой под белье, зная, что Джеймсу нравится, когда Фассбендер доминирует и заставляет его вести себя, как шлюху, выстанывая его имя. Майкл никогда ему не помогает – он просто кладет руку поверх члена и ждет, пока Джеймс не начнет двигаться сам. На этот раз хватает одного прикосновения к члену и двух поцелуев, чтобы шотландец подался вперед бедрами и уперся лбом в стенку кабинки.
и то, как Майкл кусает за шею, а потом целует место укуса и одновременно скользит вниз языком и ладонью, чтобы Джеймс ухватится рукой за край его пиджака и притянул еще ближе к себе, чтобы слушать сбитое дыхание.
и то, как Джеймс разворачивается лицом к нему и привлекает к себе за шею, вылизывая рот Фассбендера, чувствуя, как он жадно гладит его спину и нетерпеливо толкается в бедра, потому что за десять месяцев секса не друг с другом можно было рехнуться.
Здесь не хватает места – это понятно им обоим, поэтому МакЭвой обхватывает ногами Майкла за талию и довольно улыбается, когда тот вжимается в него и на секунду застывает.
- Скажи это, Джеймс, - стягивает с него штаны и облизывает пальцы.
- Сказать что? – утыкается носом в плечо и глубоко выдыхает. Замешательство – Майкл отстраняется и трется носом о щеку Джеймса.
- ..тебя кто-то касался? – сгибает пальцы – и МакЭвой со свистом втягивает воздух.
- Нет, - облизывает контур губ и дотрагивается языка, помогая расстегнуть ширинку.
- Надеюсь, ты представлял, что это делал я? – улыбается и гладит подбородок.
- Я не собираюсь отвечать на подобные вопросы, пока ты смотришь мне в глаза, - прищуривается и ерошит на затылке волосы.
- Скажи, Джеймс.
- Нет, - шире разводит ноги и запрокидывает голову.
- Скажи, - совсем шепот.
- Я скучал, Майкл, - с силой впивается пальцами в плечи.
- Я тоже.
*
Майкл поправляет его рубашку, подает пиджак, и Джеймс в зеркало наблюдает за выражением лица Фассбендера: рассеянная полуулыбка и прикрытые глаза. Мало похоже на бледного МакЭвоя. «Ну что, до свиданья, Джеймс, увидимся еще через год, смотри, не болей».
- Джеймс?
- Что? – хриплый шепот – по лицу проходит судорога.
- Прекрати носить мои вещи. Я иду тебе куда больше, чем этот пиджак, - он дует на волосы Джеймса и целует его в затылок.