vid: Cold | Steve & Bucky
В июне что-то я переключилась на то, чтобы найти деньги на еду других научить и сбалансировать свое новое расписание, чтобы при этом никого и ничего не забыть. Месяц - полет нормальный. Но только у самой при этом случился какой-то жуткий затык на начатые и не только проекты.
Вообще, вчера я делала другой клип, удачно так делала, додела считай, а потом на последнем кадре думаю "а дай-ка я..."

В общем, это не тот клип, который я доделала вчера Сделано, чтобы самому поорать в форточку, ну и Салли в скайпе поплакать.



I thought you were dead...Виддер: Loki
Название: Cold
Песня: Cold
Исполнитель: Jorge Méndez
Предупреждения: нет
Категория: джен
Персонажи: Steve Rogers, Bucky Barnes
Саммари: "You're sure about this?"
Время: 3:40
Links: YouTube

Ещё немного о Логане
В четверг я должна была пойти к психоаналитику, но отложила встречу из-за премьеры «Логана». Вообще-то мы не обсуждаем эту часть моей жизни — фандом, супергерои, увлечение мифологическими сюжетами. Я рассказывала о том, что много пишу и что писанина давно стала неотъемлемой частью меня — чем-то, без чего жизнь не является жизнью. Но тему фанфикшена не затрагивала, потому что она не причиняет мне боли, страха и проблем, то есть это не то, над чем я хотела бы работать с терапевтом.
Но в пятницу я всё-таки дошла до кабинета психоаналитика, села в кресло и вдруг сказала:
— Знаете, я не пришла к вам вчера из-за Росомахи.

Читать дальшеИ сразу же начала объяснять — этот герой почему-то много значит для меня, я долго ждала, чем разрешится эта история. Проблемы вымышленного героя парадоксальным образом оказываются не менее важными, чем реальные проблемы.
Я сама удивилась, зачем рассказываю это. Ни с того ни с сего захотелось выговориться, нащупать некую истину, понять, почему из всей массовой культуры именно Росомаха волнует меня так, что я готова отложить ради этого всё остальное.
Я объяснила: история Росомахи — это миф о победе человека над зверем. Она о поиске человечности, семьи, о борьбе с монстром, который таится не столько в страшном и враждебном мире, сколько в тебе самом. О гневе. О глубоком чувстве вины. О страхе перед тем, что можешь совершить лично ты, а не кто-то другой. Главная битва происходит не тогда, когда Росомаха расчехляет когти и режет всех вокруг; битва начинается намного раньше, а массовая резня — это её результат.

Я всё говорила, говорила и говорила, и постепенно на поверхность стали выплывать очень личные вещи. Я вспомнила, что со мной стало после маминой смерти. Сначала мне хотелось только бежать; я сбежала из маминого дома, из отцовского дома, из школы; меня охватило желание исчезнуть, забиться в самую глубокую нору, перестать существовать в этой реальности и сбежать в какой-нибудь другой мир. Перед получением паспорта я даже хотела сменить имя. У меня был план, как я стану не Дашей, а Матильдой. Имя Матильда было чем-то совершенно иным. Кстати, затем я узнала, что так звали героиню «Леона» со схожими проблемами.
Потом пришло полное оцепенение. А за ним — жгучий, чудовищный гнев. Вспышки ярости напоминали приступы. Для того, чтобы запустить неконтролируемую реакцию гнева, мне нужен был только повод, и я отчаянно искала такой повод. Школьники — жестокие существа, которые вечно дразнят друг друга, но я была даже рада. Если какой-нибудь знакомый говорил в мой адрес нечто неприятное или делал некую небольшую пакость, я могла с чистой совестью обрушить на него лавину гнева.
Я в принципе представляю, сколько боли могу причинить окружающим — как физической, так и душевной. Я делала больно тем, кто был мне дорог, и тем, кто просто попался под руку. Это продолжалось лет до двадцати, пока я не встретила Мишу. В подростковом возрасте случаев было особенно много, но лучше всего я помню два, оба с физической болью: то, что я сделала с одноклассником и со Стёпой.
Одному парню я подставила подножку так, что он шёл к доске, споткнулся, упал и разбил лицо в кровь. Учительница отчитала меня за злобность и мстительность, и стало очень стыдно. Но я всё равно была счастлива, что освободилась. Монстр внутри меня требовал крови, ему нравился сам вид крови. Он никогда не нападал без повода, но защищался, как берсерк.
А однажды мы поссорились с братом, и он брякнул что-то о моей маме — в том духе, что так ей и надо, и что я сама кончу также. Мы стояли на кухне, я мыла посуду. Вдруг он произнёс это, и в ту же секунду рядом вскипел электрический чайник. Я услышала щелчок, обернулась и увидела Стёпину спину, футболку и торчащий воротник. Перед глазами всё стало белым. Я схватила Стёпу за воротник, взяла чайник и вылила кипяток ему за шиворот. Он орал, как ненормальный, и я до сих пор очень хорошо помню это чувство — глубокое злорадное удовлетворение, а потом вдруг ужас. Что я делаю? Это не я.

Монстр появился, когда я отчаянно нуждалась в защите. Тот растерянный ребёнок, который столкнулся с непереносимой трагедией, не смог справиться с ней в одиночку. Мир становился всё более и более жестоким местом, и, чтобы выжить в нём, понадобился защитник. Неконтролируемое животное, которое просыпалось во мне, было очень сильным — сильнее, чем я. Животное не чувствовало боли. Если его били, оно только распалялось. Кстати, эта психосоматическая реакция продержалась довольно долго — я замечала симптомов болезней, синяков, ссадин и ожогов, пока кто-нибудь не говорил мне о них. Не ходила к врачам, даже если гнали — зачем, мол? Животное справится. Однажды даже уронила на ногу утюг и не заметила ничего особенного, пока не поскользнулась в луже крови.
В такие моменты понимаешь, чем опасен монстр. Он живёт на одном гневе, не может завязать никаких связей с другими людьми, не может полюбить их, ощутить простые человеческие чувства, как хорошие, так и плохие — радость, привязанность, воодушевление, счастье, печаль, обиду, горечь утраты. Монстр либо бежит, либо яростно защищается: ему некогда, да и незачем думать о причинах. Со стороны он выглядит борзым, диким, жестоким и бешеным существом, но за фасадом таится нечто иное — неспособность справиться с обстоятельствами по-другому, полная растерянность. Как будто ты пришёл с войны и не знаешь, куда теперь деть себя. А окружающие люди обычно говорят: ух ты, какую невероятную дичь ты прошёл. Прямо герой какой-то. Обычные люди так не умеют.

Но рано или поздно приходит момент, когда ты понимаешь, что монстр ещё жив в тебе, хотя практической необходимости в нём уже нет. Теперь ты не ребёнок, неспособный справиться с ужасом утраты, тебя не надо рьяно защищать. Но монстр по-прежнему здесь. В отсутствии внешнего врага он обратился лицом к тебе и лупит, лупит изо всех сил. Он отравляет тебя злостью, пробуждает гнев на себя, он винит тебя во всех грехах — в смерти матери, в том, что ты причиняешь боль окружающим, что ты не способен совершить нечто хорошее. Конфликт перешёл из внешнего мира во внутренний.
Теперь твоя задача — победить монстра, найти некую созидательную силу, которая смогла бы заменить разрушительное животное. Человечность бьётся со зверством. Примитивный взгляд на добро предполагает, что добро — это то, что даёт удобство. Зло причиняет боль, а добро избавляет от него. Но, будь это действительно так, добрые поступки не требовали бы мужества. В мировой культуре зло представляется неким таинственным искушением. Предполагается, что изначально любой человек чист, светел и созидателен, а деструктивное начало — это яма, в которую падаешь, когда тебя соблазнили и заманили в ловушку. Еве дали откусить от яблока, и она не устояла; добро — это то, что дано изначально, а зло — это то, к чему можно прийти, если проявить легкомысленность.
В ту пору, когда я боролась с монстром, расклад добра и зла виделся мне иначе: деструктив — это и есть базис, простенькая конструкция, она ничего не требует от того, кто её выбирает. Гнев, жестокость и ярость приносят острое, но сиюминутное удовольствие. Зло именно потому и привлекательно, что обещает блага за бесценок. Добраться до добра значительно тяжелее, оно не является некой универсальной константой, которая дана всем от рождения; чтобы стать лучше, нужно биться с собственным монстром ни на жизнь, а на смерть. Созидание — это сложная, трудная и постоянная работа над собой, которая не гарантирует успеха. Но если хочешь стать человеком, надо пытаться.
Для меня таким способом борьбы стало писательство. Писатель — это человек, который общается с миром через создание истории, он способен подняться над ситуацией, описать её и сформулировать. Он может создать сюжет или героя, вложить в него что-то и создать условия для развития, разрешить конфликт ненасильственным способом, а потом передать это другим людям. Рассказать о том, что открыл, и таким образом помочь кому-то ещё; не рьяно защищать свою территорию, а, напротив, позволить проникнуть на эту территорию. Писатель — полная противоположность монстру. Поэтому я так сильно люблю это дело, не могу жить без него и дёргаюсь, когда кто-то говорит, что писательский дар даётся от природы. От природы даётся совсем иное, а писательство — это результат колоссальных каждодневных усилий. И они того стоят.

Я говорила всё это про себя, а потом поняла: господи. Но ведь это всё не только про меня. Это ещё и про Логана. Маленький мальчик из хорошей семьи Хоулеттов случайно оказывается втянут в семейную трагедию: на его глазах убивают человека, который воспитал его, и тогда в нём просыпается дикое чудовище, жаждущее крови, и в порыве гнева он случайно убивает биологического отца.
Мальчик сбегает, берёт другое имя — Логан. А затем ещё одно — Росомаха. Он даёт волю гневу и сметает всё, что попадается на его пути. Он участвует в войнах добровольцем и наёмником — не с чьей-то подачи, а потому что сам стремится к крови, ужасу и кошмару. Таким образом он наказывает себя, и вся жизнь становится пыткой, которую он сам для себя устроил. Тело — это клетка. My Body Is A Cage.



Однажды Росомаха встречает людей, с которыми ему хочется жить, а не выживать. Он узнает, что мир чуточку сложнее, что не всё сводится к боли и крови. И вдруг понимает, что монстр не приспособлен для такой жизни. Монстр умеет рычать, скалиться и кусаться, но он бессилен в попытках подружиться с миром. Росомаха старается стать человеком, и поле битвы перемещается во внутренний мир, в патологический (и обоснованный) страх причинить боль тем, кого он любит, сделать что-то не так и чудовищно налажать. Ведь в прежнем опыте нет примеров личного счастья, кроме раннего и почти забытого детства.
Всё хорошее нужно воспитывать в себе с нуля, опираясь на тех, кто тебе небезразличен. На Чарльза. На детей из школы. На Роуг, Джин, Хэнка и Китти Прайд. Это история о том, как человек делает себя сам из ошмётков, кусочков, отчаянного стремления к свету на фоне кошмара и хаоса. И это причина, почему Чарльз так много значит в жизни Логана, — он же воплощённая надежда. Please, we need you to hope again.



Логан так сильно запал мне в душу, потому что он тоже боролся с внутренним зверем. И он победил. Он тоже нашёл другой способ общаться с окружающим миром — через заботу о тех, кто дорог ему, через понимание, что люди могут быть какими угодно жуткими, но всё, что он совершает, остаётся с ним. Он внутренне перестал оправдывать себя тем, что совершённое зло сделано во имя добра, что плохие парни заслужили наказание, и, стало быть, можно снять с себя ответственность за агрессию. Логана мучают кошмары о том, как он делает людям больно, и незадолго до смерти Лаура успокаивает его: мол, всё в порядке, мы же убивали только плохих людей. А он отвечает: это неважно. Локус оценки сместился, поступки больше не завязаны на других людях, отныне Логан цельный сам по себе, он больше не занят самодоказательством и самооправданием.

Мне было важно узнать, как он справится со всем этим. Перед смертью в Логане появилась необычайная и не физическая сила, выстраданная и вымученная, достигнутая тяжёлым трудом и оттого такая ценная. Человечность победила, монстр померк и утратил силу. Теперь, если он и используется, то только по целенаправленной воле Логана. Всё, что произошло с Логаном, — и хорошее, и плохое, — стало результатом его усилий, а не внешнего вмешательства.
Особенно хорошо это видно в душераздирающих сценах с Чарльзом. Профессор ранит его, говорит очень злые и обидные вещи, но Логан продолжает делать то, что делает, не сдаётся и не даёт волю ярости, а тянет ношу человечности, даже если ничто вокруг этому не способствует. Быть человеком — это трудно, но Логан сумел. Предпоследняя фраза Росомахи: «Не будь тем, чем тебя сделали».
Я так горжусь им. И злюсь на Чарльза. Чарльз прицельно ударил его по больному, когда сказал, что Логан — это разочарование, манипулировал, хоть и знал, что это ложь. И даже не извинился. Чарльз ведь прекрасно знает, что Логан — это самый мощный и сильный пример того, как в беспрерывной борьбе света и тьмы свет побеждает. Это главное наследие школы и цивилизации в целом — способность найти в себе нечто хорошее, деятельное и созидательное в условиях космического хаоса.
Невероятное ощущение: после стольких лет наконец-то понять и внятно сформулировать то, что так сильно цепляет тебя в персонаже. Стержень, который заставляет возвращаться к нему снова и снова: его способность сохранять и пестовать в себе человека вопреки всему, знать, что такое разрушение, но стремиться к созиданию. То, чем и я занята всю жизнь.

Пять с половиной лет назад
Посмотрела «Логана». Ревела последние полчаса фильма, ревела по дороге в метро и в самом метро, а теперь нужно время, чтобы выпить и успокоиться.
Одна мысль крутится в голове прямо сейчас, и отделаться от неё не получается. Для меня история с Логаном началась пять с половиной лет назад — в конце августа 2011. За это время не было полугода, чтобы я чего-нибудь не написала о нём. С Логаном в голове я живу дольше, чем с Мишей. Дольше, чем в Питере. Дольше, чем в профессии.
Не каждый друг проживёт с тобой столько, сколько герой. Это чудовищно, но правда: когда вы вместе так долго, волей-неволей перебираешь все варианты дальнейшей судьбы персонажа, пишешь то, что с вероятностью 90% скоро увидишь в кино. Не рискну говорить за всех, но, по ощущениям, такое дежа вю случается с многими райтерами, которые годами пишут одного героя.
За эти пять с половиной лет я уже четыре раза видела на премьерах то, что сама писала. Иной раз прям дословные диалоги. В «Логане» тоже. Вымораживает, но никуда не денешься. Вроде бы надо испытывать счастье, что слышишь в устах канона слова, которые писала задолго до этого. Особенно если это сделано на качественно другом уровне — глубже, лучше, полнее и объёмнее, чем может сообразить такой неопытный автор, как ты.
Но это чувство — оно как дубина по башке. Тяжело. Не счастье.

Ладно, это всё истерика. Очень хорошо помню, с какой песней у меня ассоциировался Логан в самом начале. Есть даже запись об этом, датированная 8 сентября 2011. Вечно молодой, вечно пьяный.



Спойлеры для тех, кто смотрел фильмНе потому, что это песня о бессмертии — в сущности, она не об этом. И не о вечной молодости, а об упущенных возможностях и о том, что, когда приходит время, хочется передать чувство молодости кому-то другому. Пусть оно идёт дальше: «Я мог бы стать скалой, но уже другой / кто-то молодой, кто-то пьяный». Это и печально, и в то же время приносит освобождение.
— Здесь вода, — говорит Логан Лауре, когда хоронит Чарльза. Это всё, что он может сказать: здесь вода, здесь вода. И, когда Лаура в свою очередь хоронит Логана, там тоже вода.
Я услышала эту фразу «Здесь вода» — и вдруг как вспышка в мозгу. Вечно молодой, вечно пьяный, хочет стать рекою, быть тёмною водой. Логан, твоё время пришло.

P.S.: И ещё одно со спойлерамиP.S.: Для любителей упасть на глухое дно. Была ещё одна песня «Смысловых галлюцинаций». Я писала под неё свой первый сюжетный тройничок, тоже в сентябре 2011. Потом переслушивала её в процессе написания каждой новой драмы о них, и все эти годы думала, что песня об Эрике и Логане.
А она о Чарльзе и Логане.



Тишина не оставит надежды / Скажешь столько, сколько успеешь.
Это просто такая игра: / Один говорит, другой ему верит.
Я могу умереть один, если скажешь, / что тебе еще рано,
Если твой ненадежный инстинкт / подсказал тебе, что так надо.

Пока это кажется важным, / каждый может не спать,
Но каждый проснется однажды, / очнется однажды.

Вообще «Смысловые галлюцинации» — это странный выбор, но их тексты и ритмы пронизаны двусмысленностями, сожалениями, намёками, чем-то, что всегда остаётся за кадром, что нельзя назвать одним словом. В то же время они честные, и этот парадоксальный сплав откровенности и недосказанности, невозможности признаться до конца — он очень близок Логану, как мне кажется.
Ещё всё время выносит их же песня «Парни не плачут». Вот оно, это чувство: «И даже если правды мне не надо / Обманутым остаться я боюсь».
Так, ладно, остановите меня. Вечно могу говорить об этом.

P.S.S.: Тоже спойлеры, вопрос, который меня убиваетP.S.S.: В оригинальном комиксе «Старик Логан» было так — Логан убил всех обитателей школы в минуту помутнения. На него нашёл какой-то морок, посланный врагами, Логан всех перерезал, а потом лёг под поезд, чтобы покончить с собой, но регенерация не дала ему это сделать. Он уехал в глухой угол, перестал называть себя Росомахой и постарался забыть об этом. Я думала, что в фильме главной интригой станет именно это, что нам покажут отчаявшегося Логана, который отошёл от дел, потому что его сила привела к тому, что он убил всех, кого любил. Джонни Кэш в трейлере очень ярко показывал это: I will let you down, I will make you hurt.



Но Мейнголд написал и снял противоположную вещь: он сохранил ощущение «Я причиняю боль всем, кого люблю», но перетасовал факты. В киноверсии вовсе не Логан убил мутантов. Это сделал Чарльз.
Не могу разобраться, как отношусь к этому: будто грех сняли с одного любимого героя и переложили на другого. Чудовищная боль, неудивительно, что Чарли слегка спятил (не считая Альцгеймера или что там у него). Чарльз одновременно протестует против заботы Логана, делает ему больно, говорит: «Ты — разочарование» (врёт, разумеется), но в то же время он покорно делает всё, что скажет Логан. Надо принимать таблетки — буду. Надо ехать — едем. Всё, что Логан приказывает Чарльзу, Чарльз исполняет с безропотностью ребёнка. Он готов покориться, но в то же время хочет наказать себя, иногда ропщет, но тут же отказывается назад. У меня, конечно, накладывается личный опыт — когда-то я ухаживала за Галей, когда та была прикована к постели и много пила. Зрелище — один в один, волей-неволей содрогаешься. Откуда Мейнголд знает, каково это — заботиться о таком человеке, который поневоле становится свиньёй, но иначе и не получится?
Я не думала, что Стюарт возьмёт и совместит МакЭвойское юное безумие со степенностью пожилого профессора, что он вдруг покажет нам старика-ребёнка, несносного, невыносимого, но всё ещё живущего одной надеждой. Вовсе не Логан выволакивает Чарльза из пучины безумия, не Логан помогает Чарльзу вспомнить, что в мире осталось что-то хорошее. С одной стороны, Логан выбирает Чарльза даже тогда, когда стоит выбор между Чарльзом и Лаурой, он любит его так, что за это стыдно. Но, с другой стороны, такая любовь не помогает Чаку выкарабкаться. Помогает только надежда. Мечта Лауры обрести семью, «своих», близких. Перед смертью Чарльза возвращает к жизни маленькая озлобленная девочка, стремящаяся к свету, как мотылёк. Это призрак школы, то, что всегда лежало в её основании. Сэр Патрик сказал в интервью, что «Логан» — лучший способ проститься с Чарльзом. И теперь я понимаю, почему. Чарльз никогда не был настолько Чарльзом.

Надо пересмотреть всё это ещё раз, но пока что терзаюсь цифрой. Как я поняла, год назад в поместье случилась заварушка, Чарльз случайно убил семерых мутантов и ранил сотню людей, и после этого Логан забрал его из школы и заставлял принимать таблетки.
Кто эти семеро? Может быть, дети, но что, если взрослые?
В конце Дней Минувшего Будущего список ключевых игроков в школе, помимо Чарльза и Логана, выглядел так:
1. Гроза
2. Джин Грей
3. Циклоп
4. Китти Прайд
5. Колосс
6. Роуг
7. Бобби
8. Хэнк
Это самый поздний состав в обновлённом таймлайне (в Апокалипсисе ещё фигурировали Джубили, Курт и Питер, но их не считаем, потому что в финале ДМБ они не светились). Чарльз убил семерых, а их было восемь. Восемь без Эрика и Рейвен. Мне кажется, это новая заявка на фест: кто из них умер своей смертью? Кто-то один.
Пожалуйста, напишите это.

P.S.S.S.: Всё, ладно, совсем последнееP.S.S.S.: Когда Логан говорит Лауре: научись жить с тем, что ты делаешь, Лаура отвечает: мол, те, кого мы убивали, были плохими людьми.
А Логан говорит: это неважно.
Я уже пять лет пытаюсь сформулировать, за что люблю Росомаху. И тут дошло: именно за это. Росомаха не мститель без страха и упрёка, не палач и не палладин, карающий грешников, — он знает, что насколько не был бы плох мир, заслужили люди смерть или не заслужили, жить с таким поступком придётся именно тому, что совершил его. Росомахе пришлось побороться за человечность, найти её не во внешних законах, а внутри себя. Добро для него — это результат осмысленного тяжёлого выбора, который далеко не всегда разрешается счастливым финалом. Но способность сопротивляться озверению — это самое главное. Это важнее, чем месть, ярость и смерть.

Каникулы у Шкав
Каникулы идут неплохо. Приехала в гости к Шкав, смотрим «Мир Дикого Запада», гуляем по Москве, я каждый день обнимаюсь с хаски. Пэдс быстро просёк, что я добренькая, и вертит мной, как хочет. Аня страшно ругается и терпит последствия. За два дня Пэдс дважды сорвал шторы, разбил банку мёда, сгрыз Анины шнурки, свистнул у меня бутерброд, сожрал кофейную гущу из чашки. У демона-разрушителя красивые глаза и жизнерадостный нрав. Чувствую себя придворной лохушкой при Борджиа. Короче, Пэдс не пропадёт.
Сегодня я потащила Аню смотреть современное искусство в музей «Гараж». Перед этим мы погуляли по Музеону и выпили кофе в чудесной маленькой кофейне. Бариста за стойкой носил свитерок с оленями. Я заподозрила в нём Дюма с первой минуты разговора, а через пять минут поняла: точно Дюм.
— Аня, — говорю, — помнишь, ты говорила, что тебе нужна я, только мужик? Не упусти свой шанс!
Мы пошутили на эту тему, зашли в магазин художественных товаров при Третьяковке, и там на кассе я увидела мечту детства — волшебные драже «Берти Боттс».
— Я не буду жрать конфеты со вкусом ушной серы, — уверенно сказала Аня.
Спускаясь с лестницы, мы уже разворачивали пакетик, сверяя цвета конфеток со вкусами на упаковке. Начали за здравие — попробовали мыло. Через пять минут добрались до земляных червей.
— Даша, — закричала Аня, — давай жрать грязь!
Мы остановились около кофейни. Стоим, дегустируем. Вопим, плюёмся. Делимся впечатлениями.
— Аня, — говорю, — ты только посмотри на нас. Мы жрём грязь напротив его кофейни. Твои шансы склеить этого чувака тают на глазах!
В этот момент со спины подходит тот самый чувак и вежливо интересуется:
— А что вы здесь делаете?
У меня фейспалм. Аня, поворачиваясь, расцветает улыбкой.
— А, это вы! Мы жрём грязь! Хотите блевотину?
А люди потом спрашивают, где я диалоги беру.