и не могу под кат, настолько это мило

@темы: насекомогадость

19.01.2012 в 19:50

Пишет  andre;:

мимопроходил
в общем, недавно  отважные булочки макэвоя и  tindu усердно агитировали джеймса-топа, и ясен пень, чем я занималась в минуты свободного от работы времени вместо того, чтобы делать начерталку
в общем, хорошие мои, не обессудьте, это такая пвпшная пурга с возвышенной рефлексией к "ангелу-хранителю", в которой я никак не могу разобрать, кто на самом деле топ = DD

фассэвой, nc-17, романс, ~2000 слов- МакЭвой, я выбью тебе зубы.
- Не выбьешь.
- Это ещё почему?
- Потому что ты меня любишь.
- Вечно это портит все планы.
- Фассбендер, заткнись и успокойся, ладно?.. Эй, ну не молчи!
МакЭвой не удержал равновесия, шарахнулся в сторону, сбил вазу, уронил с кресла плед и поверх него опрокинул пепельницу – благо, совсем пустую.
- Джим, ты годзилла, - с нежностью произнёс Майкл. – Та самая, пятьдесят шестого года. Из папье-маше.
- Иди к чёрту, - неразборчиво бормотнул Джеймс, воровато и сочно прикусывая Майклу нижнюю губу. Майкл чертыхнулся, уже не пытаясь отпихнуть, и смиренно поддался: взгляду, жесту, макэвойской бесшабашной неловкости. МакЭвой, благо, умел сметать на пол не только столики и чашки, но и людей тоже.
Впрочем, зачем же во множественном числе? Одного конкретного человека – его, Майкла. Остальные, наверное, и не чихнули бы от таких неловких подкатов, ну а Фассбендера бьёт поддых сразу и наверняка.
Родной дядька часто любил повторять Майклу: везучий ты, сукин сын. Раньше казалось – глупость. А тут вдруг – и впрямь повезло.
- МакЭвой, задёрни хотя бы штору.
- Это было согласие? Да, да, да?
- Просто задёрни штору. Захотел интересных кадров в таблоидах? – Майкл чувствительно сгреб Джеймса за шиворот и запустил руку в отросшие волосы на затылке – тёмно-русые, мягкие, будто обветренные, как у дворняжки.
Именитый, чёрт побери, актёр. Фильмография – умереть не встать. Успешный брак с дивной дамой за плечами, стремительно подрастающий сын, стопка сценариев на тумбочке, театральные роли и платиновая карточка в кожаном кошельке.
Деньги с карточки МакЭвой снимает в банкомате через дорогу, вечно путая цифры, и хранит в банке из-под конфет среди пятнадцати идиотских свитерков. Ни дать ни взять – балбес.
А какой мог бы быть многообещающий образ.
- На прошлой неделе чуть не попались. Видел того папарацци?
- А то конечно, - согласился Джеймс. – Мы с тобой квартиру на двоих снимаем третий месяц подряд. Никто не догадается.
- Чего мелочиться - высунись из окна и всё расскажи прохожим.
- А я могу! Прямо сейчас возьму и высунусь. И расскажу.
- Штору сначала задёрни.
МакЭвой засопел, рывком задёрнул тяжёлую штору, чуть не сорвав гардину, и снова прилип к Майклу – всем телом, урча от удовольствия и подставляя шею.
- Бестолочь, - беззлобно сказал Майкл, поцеловав неожиданно яркую веснушку под подбородком.
- Зануда, - ответил Джеймс, оперевшись на подоконник, беззастенчиво обвив Майкла ногами и повиснув так, как обезьянка. И шепнул прямо в ухо низким вибрирующим голосом: - Ну пожалуйста. Что ты ломаешься? Если бы ты только знал, какая у тебя роскошная задница…
- Помолчи, ради бога, - сказал Майкл, чувствуя, как в горле разом становится сухо, и язык, не слушаясь, прилипает к нёбу.
- Крышесносное ощущение, - забормотал Джеймс ещё громче. – Спятить можно. Вся спина как деревянная, давит страшно, в ушах шумит, руки не слушаются и дышать невозможно.
- Хреновый же из тебя соблазнитель.
- Да ладно, - он приник ещё ближе, скользнул ладонью вниз по твёрдому животу Майкла, и обкусанные губы тут же растянулись в хитрой улыбке от уха до уха. – Всё ты врёшь. Тебе хочется. У тебя встаёт от этой мысли.
- Ну ты и хамло, МакЭвой.
- Не делай вид, что смутился... Чёрт, Майкл, ну я же с ума сейчас сойду.
Начистоту говоря – давно пора спятить. Неприлично оставаться в своём уме, когда рядом такое. Круглые сутки, семь дней в неделю, четыре недели в месяц. МакЭвой, прыгающий на одной ноге в попытках дотянуться до верхней полки. МакЭвой с зубной щёткой за щекой. МакЭвой в сползающих пижамных штанах, или, что ещё лучше, - без. МакЭвой ржущий, огрызающийся, сонный, самодовольный, растерянный, буйный, спокойный и нежный. МакЭвой в бешенстве. МакЭвой в приступе рационализма.
Все возможные ракурсы в одном человеке – вполне, между прочим, обычном. Мужик как мужик, небритый, шатающийся вокруг в одних шортах и бегущий среди ночи в супермаркет за банкой кофе.
В чём только угораздило так увязнуть? Давно ещё, сто лет назад, в другую эру, в которой не было никакого кофе среди ночи и секса в душевой кабинке. Ведь не в чем же увязать! Не в глазах же, ей-богу, не в глазах – на такое падки девочки от двенадцати до двадцати пяти и от пятидесяти и выше. А тут ведь всё как-то иначе, да и категория не та.
За эти три месяца они оба откровенно мало снимались, ещё меньше – светились перед журналюгами, а во время последнего интервью с очередным ворохом личных вопросов Майкл поймал себя за растерянной мыслью, что впервые за долгое время не знает, что врать и какими бабами отбрехиваться.
Что, неужто были какие-то бабы? В самом деле – были?..
- Сегодня обещала зайти Энн-Мари, - сказал Майкл очень важным голосом, пытаясь создать видимость разговора и переживая крах. Разговаривать в момент, когда Джеймс стаскивает с него джинсы, он так и не научился. До сих пор.
МакЭвой что-то согласно промычал, падая на коленки и прижимаясь к губами к полутени на бедренной косточке.
- И она зайдёт, - добавил Майкл для убедительности, теряя твёрдость интонации.
МакЭвой, игнорируя, прикусил кожу на бедре.
- Джеймс, ты меня слушаешь? Энн-Мари… она… ах ты… Джеймс. Джимми…
МакЭвой облизнул налитую кровью головку, прошёлся языком по окружности, пережал пальцами основание и обдал горячим дыханием лобок.
- Джи-и-им…
- Фассбендер, - строго сказал МакЭвой, подняв встрёпанную башку. Снизу вверх уставились два пронзительных, масляно блестящих синих глаза. – Ляг и не выёбывайся, или я трахну тебя прямо у этой стены.
Надо было дать ему в зубы раньше, но обманывать, в общем-то, и некого: у Майкла позорно подгибаются коленки. Вдобавок ко всему МакЭвой, прижавшись щекой к бедру, страстно и быстро ласкает мошонку кончиками пальцев, пробираясь дальше, проводя ребром ладони, надавливая, будто бы умоляя, и без тени стыдливости.
Майклу тоже не стыдно, и не страшно, и ничуть не боязно. Если и была когда-нибудь эта мысль, то быстро сошла на нет: Майкл перебрал в голове всё, что можно, пока таскался за этим придурком, пока пёкся о бытовых глупостях, выбирал ему пальто, срывался с другого конца света. Кто-то из благообразных собратьев по ремеслу рассказывал, что во время перелёта думает исключительно о роли, которую надлежит сыграть. Майкл кивал, соглашался, деликатно шутил и досадливо размышлял, что самолёте в последние годы ему думалось лишь об одном – о сексе с МакЭвоем. И ещё о том, не простудил ли МакЭвой уши. И ещё о том, не растает ли в багажном отсеке бельгийский шоколад для макэвойской бывшей жены. И ещё про турку, которую нужно не забыть купить.
Наверное, стоило становиться не актёром, а, скажем, домохозяйкой с функцией сексуального маньяка.
Перспективная, между прочим, профессия. Жаль только, что клиент при любом раскладе всего один, но с успехом заменяющий целую прорву.
- Ма-а-айкл, - протяжно прошелестел МакЭвой. От влажного дыхания около члена Майкл со стоном съехал чуть ниже по стене, и в полудохлой попытке думать вяло пообещал себе: когда-нибудь я привыкну. Привыкну, что он – со мной. Я, в конце концов, зрелый здоровый мужик у себя на уме, меня не обделили ни мозгами, ни телом, и нет ничего поразительного в том, что, помимо этих благ, мне досталось ещё одно.
Ничего поразительного, понял? Привыкни уже наконец, хватит растекаться по стенам от каких-то несчастных прелюдий.
Забавнее всего было то, что МакЭвой растекался не меньше, а даже больше, и вроде не от прелюдий, а просто так, от счастья, и в этой своей оголтелой радости становился ещё шалее, смешнее и уличнее.
Ещё лучше.
…Нет, никогда не привыкну.
И слава богу!..
- Майкл, - повторил Джеймс, через голову стягивая дурацкую клетчатую рубашку и бестолково вытряхиваясь из джинсов. В рубашке он, конечно, запутался, и пришлось вызволять брыкающееся возбуждённое тело из хлопкового кокона, как какого-нибудь турецкого шелкопряда.
- Я тебя люблю, - сказал голос из-под вороха одежды, прижимаясь губами к губам прямо так, через рубашку, и захохотал – звонко и по-мальчишески.
- Дурень, - задохнувшись, сказал Майкл, вызволив наконец Джеймса и сразу оказываясь под артобстрелом – поцелуями, наглыми ладонями, сосками, зубами и яркими глазами.
- И это тоже.
Как-то внезапно они вдруг оказались на три метра левее, у дивана, и диван, изувеченный тремя месяцами ежедневных испытаний, тут же натужно заскрипел. Надо купить новый, подумал Майкл, этот скоро развалится в мелкие щепки, да и немудрено – никто из них двоих никогда не умел делать это неспешно. Не получалось не торопиться. Не выходило без судорожности, вечно сводило пальцы, накрывало сразу и без оглядки – каждый день заново, будто бесконечно смотришь фильм, и всякий раз впервые, забывая сюжет и открывая его заново. Форма изысканной амнезии и на редкость ебанутой любви.
Наверное, именно так всё происходило у первых людей на земле – без рассказов о том, как оно бывает, без услышанного и увиденного ранее, одним лишь интуитивным чувством.
Смешно, но так ведь оно и есть: Майклу в голову бы не пришло, что когда-нибудь что-то сложится с мужиком – настоящим, чёрт возьми, мужиком, которого язык не повернётся обозвать пидором.
Пожалуй, неважно, как это случается в мире: комната, кажется, герметична со всех сторон света, и в ней всё всегда происходит всего однажды.
МакЭвой выдавил смазку на пальцы, вздохнул, будто сам боялся, и притянул поближе, усаживая на себя и сдувая со лба прилипшие волоски.
- Если ты не хочешь…
- Я не хочу? – переспросил Майкл, силясь не хохотнуть с отзвуком бабской истерики в уголок очень серьёзных макэвойских губ. Губы расплылись в совершенно похабной улыбке, в рейтинге вызова занявшей бы первое место.
Чёртова, чёртова шотландская рожа, ты же всё про меня знаешь, просто хочешь, чтоб я сказал, что да, дьявол тебя побери, да, меня в самом деле выносит одна грёбаная мысль о том, что ты будешь сверху.
- Заткнись, - сказал он на всякий случай, для верности перебивая неначатую фразу МакЭвоя хищным поцелуем. Шершавая ладонь, влажная и скользкая от смазки, миновала бедро, фаланги двух пальцев осторожно и уверенно толкнулись вперёд. Майкл очень старался скрыть позорное желание подставиться, пока не наткнулся на взгляд глазищ – откровенно жадных, вспугнутых, очень боящихся навредить.
То ли это доконало, то ли пальцы, то ли сочетание уверенности со страхом – чёрт его разберёт.
- Джимми, - зашептал он чужим, покорным, низким и хриплым голосом. – Не бойся. Можно сильнее.
МакЭвой нервно рассмеялся, благодарно впечатываясь в губы, всё ещё будто сдерживаясь – терпеливо, с похвальной, сумасшедшей аккуратностью, - но расслабляясь с каждой секундой, убыстряя, усиливая рывки, растягивая мимолётной горячей болью – тонкой, возбуждающей, дребезжащей.
Господи, подумал Майкл, вот же засранец, почему ему раньше не явилась светлая мысль поделиться острыми ощущениями, от этого же действительно шумит в ушах и невозможно дышать.
- Пожалуйста, - попросил он вымученно, сбиваясь с ритма и утыкаясь носом в макэвойское веснушчатое плечо. – Джи-и-им…
Рука вынырнула, перестав на секунду трепать ему каждый нерв, и сменилась горячей тяжестью, въезжающей по миллиметру, вливающейся в тело, проникающей и заполняющей изнутри – кажется, идеально ровно, утыкаясь головкой в точку, от которой сводило зубы.
МакЭвой вскрикнул, лапая его спину, вжимаясь ладонями в ягодицы и подтягивая на себя.
- Собственник, - сказал Майкл стоном куда-то в блестящий от пота лоб. Лизнул вспухшую венку, бегущую к виску, и охнул от ещё одного рывка.
- Я даже не знал, как сексуально ты можешь стонать.
- Иди… к чёрту…
- Ма-а-айкл…
Поначалу это остро, медленно и едва заметно, потом уже – мощным тяжёлым рывком. МакЭвой кусает плечо, его руки на бёдрах, сдавливающие и тянущие на себя, кажутся свинцовыми, и колени ходят ходуном по покрывалу. Он что-то даже бормочет, и чёрт знает, как у него это выходит, потому что Майкл может срываться только на низко всхлипывающие стоны.
Майклу кажется, что безумие измеряется спектром звуковых волн: выдохами, стонами, вскриками и скрипом дивана. Или светом, падающим на плечо Джеймса, из-за штор окрашенного красным и жёлтым, смешивающимся в буйный оранжевый. Потому что в конечном счёте у Майкла остаётся именно это – покрытая испариной ямка под нижней губой Джеймса, помятое покрывало, шорохи и мысль о том, что это именно он, Джим, это именно его руки, его вихрастый пушистый затылок под ладонью, его смешная манера закатывать глаза.
Майкл даже кончает, кажется, с этой мыслью, или вообще без мыслей, секунд на семь падая в чёрную плотную яму, а потом вдруг выныривая на упавшего навзничь МакЭвоя, шумно дышащего через рот.
- Джим, отпусти, мне нужно в душ.
- А ты потом вернёшься? – бессмысленно интересуется МакЭвой, распахнутыми глазами рассматривая потолок в попытках придти в себя. Рука его тем временем совершенно по-хозяйски исследует бедро Майкла. Надо бы отвесить пару ласковых за наглость, но нет никаких сил, да и смысла тоже. Майкл предательски улыбается уголком рта и спрыгивает с кровати, забыв во что-нибудь завернуться.
Джеймс провожает его таким взглядом, что от второго раунда может спасти только нашествие крестоносцев.
Или кого-нибудь помощнее.
Из коридора звенят ключи, слышен шелест пакетов, Джеймс воровато заворачивается в покрывало, и из-за двери душевой Майкл видит, как он быстро семенит к двери, разом теряя выражение превосходства.
Не нужно даже выходить в коридор, чтобы распознать гостя.
- Господи, Джим, - пролетел через квартиру насмешливый голос Энн-Мари. – Ты пещерный человек. Как ты умудряешься столько всего разбить?
МакЭвой смущенно забормотал, снова зашуршали пакеты, и картина заглядывающего в них Джеймса так ясно встала перед глазами, что Майкл непроизвольно захохотал.
- Фассбендер, хватит ржать, - сказала Энн-Мари. – Как вы друг друга терпите?

fin.

URL записи

@темы: рекомендации, тексты, фассэвой

с добрым утром же))

@темы: джеймс макэвой

18.01.2012 в 23:11

Пишет  ИЖДУ:

не могу не выполнить свой долг
Всё забываю рассказать!
Летела я тут из Астаны, время было позднее, салон полупустой, я надела на глаза маску серебряного интеграла и приготовилась вздремнуть.
Потом слышу сквозь сон "маковый - гей", "маковый - гей", "маковый гей это однозначно".
Сделав стойку на слово "гей", даже как-то заинтересовалась, что это за гей такой "маковый".
Осторожно обернулась назад, увидела двух своих коллег-журналистов, которые тоже с выборов возвращались: мужчина и женщина, вида рафинированных публицистов из журнала "Сноб".
- Тома, ты не слушаешь, а я тебе говорю, что Джеймс Макэвой - гей, - уверял мужчина свою соседку. - Нет, это точно. Первая балерина на весь британский шоубизнес, голубее только Элтон Джон.
И все в таком духе.

Дальше шли истории про его романы с какими-то мужиками, но имена были сплошь незнакомые, и я хоть и бубнила их скороговоркой всю дорогу, в итоге все равно забыла
Отличненько, я хочу сказать, слетала в Казахстан
Но блин! Я знала, я знала!

URL записи

ПО КЛИЧКЕ МАКОВЫЙ

@темы: джеймс макэвой

ну вот вам пока фассэвойчика умилительного



а я вечером буду

@темы: арт, фассэвой

простите
я уже успокоилась
но шея (так же, как и пальцы) это кинк.
никуда не могу деться.

@темы: шерлок

СПОЙЛЕР БЛЕАТЬ


смотрите уже быстрее.)

@темы: шерлок

@темы: шерлок