«Если ты еще раз попробуешь поцеловать меня, клянусь, я откушу тебе язык.»



Так быстро, и ты даже не догадаешься, что я сделал, не почувствуешь. Только будешь на автомате пытаться стереть своими тонкими изукрашенными пальцами кровавую пену, текущую из твоего прекрасного рта. Твои разорванные легкие уже давно не могут протащить ни капли контрабандного воздуха к черным дырам твоих связок, но только после этого твое желание что-то сказать наконец не смогло бы пренебречь этой причиной. Я ненавижу, когда ты говоришь. Когда ты начинаешь выплетать свой bull shit в слова мне хочется свернуть твою проклятую шею. Лучше кричи, как ты всегда это делаешь. Вывороченные наизнанку внутренности превращаются в слова и вытекают блевотной массой тебе под ноги. Я так люблю тебя. Я люблю тебя, когда ты спишь. Твой прекрасный рот закрыт, когда ты спишь, но этого времени у нас так мало. Твой прекрасный рот закрыт и мне хочется целовать тебя, рвать зубами твои неподдающиеся губы, расцвечивать синяками твои покрытые _узородованной_ кожей кости запястьев. Так чтобы были дикие надорванные хрипы, падающие как самоубийцы с высоты последнего этажа небоскреба на этой завшивелой японской улочке. Или мне хочется, чтобы это сделал ты? О да, мне хочется. Я мечтаю об этом, только так я позволил бы себя любить.
.
Кажется, я пишу опять к самому себе. Эй, я! Знаешь? Когда я-ты валяюсь после, вывернутый наизнанку кишками на костях, мне хочется, чтобы кровь, вытекающая из ребер, затопила fucking все вокруг. И почему на меня никто не наступает? Вот так, до хруста в выломанных костях, да.. Вы, люди, считающие меня богом, посмотрите, я – не то что вам надо. Мне плевать на вас, видите, меня тошнит от вас всех, а вы с такой легкостью и счастьем глотаете то дерьмо, которое я выливаю на вас, потому что у меня нет другой сточной канавы. Fuck you, да ведь вы все понятия не имеете, о чем я говорю.

Вечером я вижу тебя в зеркале и мне хочется запустить пальцы тебе в шею, приласкав мягкими пальцами ствол позвоночника, но вместо этого меня снова тошнит и на подходящем клочке бумаги вновь появляются слова. А потом я как обычно бросаю свое тело в кровать и сразу засыпаю, прикрыв изрисованными руками выжженные глаза и даже если с кем-то, но один.
И мне снишься ты, как будто ты my fucking cat, ты выцарапываешься из моей груди и устраиваешься между ног моего разметавшегося по кровати тела, ритмично вылизывая испачканную в моей крови лапу. Так горячо. Мне хочется услышать мурлыканье и улыбнуться, но ты из ночи в ночь молчишь в темноте, в которой я тебя не вижу и улыбка больше смахивает на оскал мертвеца. Я пытаюсь поднять голову и тянусь к тебе рукой, но вместо мягкой шерсти под моими пальцами расползаются по скелету черви и рука тонет в каше гниющего мяса. А ты все еще бесконечно долго чем-то смотришь на меня и только тогда начинаешь едва слышно урчать от удовольствия, а я, захлебнувшись бесконечным ужасом, снова просыпаюсь.
В паху все еще жарко, и машинально протянув туда руку, я запрокидываю голову в приступе беззвучного смеха. Кажется, только я могу кончить от кошмара, что за херня. Меня все еще шатает от смеха, но я держусь ногтями за дверной косяк и закуриваю по дороге в душ. В ванной тебя нет и мне приходится видеть себя, рисунки своего тела в подтеках пота, мокрые выжженные волосы, черные дыры глаз и уебское спокойствие на уродливом лице чуть выше полутора метров над полом. Я медленно стягиваю с себя грязные джинсы, наклонив набок голову и не отрывая от тебя своего взгляда. Вот так и выглядят Боги этого мира? Тогда... Не пошел бы to the hell этот мир. И я улыбаюсь, пока никто не видит. И снова засыпаю под душем, забывая даже уронить сигарету из подернутых судорогой пальцев.